– Оставим богов в покое, Сибар-Син. Я знаю только, что Валтасар считает Ягве своим заклятым врагом. Ты же слышал, как он сказал, будто и мое лоно обратил Ягве в пустыню и пепел. Не случись этого, он нарек бы меня царицей Вавилонии. Он гнусен, о, как он пресмыкается перед Эсагилой! Я просто с ума схожу – меня терзает жажда мести.

Гулкое эхо песни прокатилось под сводами галереи.

– От подобной музыки слабеет воля и рушатся замыслы, – заметил обольстительный вельможа, – но мы всегда были непреклонны.

– Право, Сибар-Син, что нам музыка… это для богов, а не для людей. – Она грустно вздохнула. – Я хотела тебе сказать…

Телкиза остановилась и умолкла.

– Мысли разбегаются… Вот сейчас внутренний голос шепнул мне: к чему помышлять о мести, не лучше ли снова невинной, простодушной девочкой играть в царской аллее разноцветными камушками?..

– Ты плачешь, Телкиза?

– О! – она опустила ресницы и смахнула ими слезы.

– Тебе надо быть сильной. Крепись, ведь ты – княгиня, а слабость пристала только рабам. Ты сказала, что жаждешь мести. Отомсти, и тебе станет легче. А детские годы не возвратить. Люди обязаны идти; идти и доиграть свою роль до конца.

– Идти и доиграть свою роль до конца…. – повторила Телкиза. – Что ж, пусть так…

Она выдернула из висевшего на стене венка два нардовых стебля, размяла их в пальцах, пустила пушинки по воздуху, наблюдая их полет. Когда былинки опустились на примятые лепестки роз, женщина растоптала их ногой.

– Все суета сует… – молвила она печально и сокрушенно.

Телкиза провела рукою по холодному лбу.

– Теперь я жажду одного – смерти. Я хотела бы умирать долго-долго.

– Вино помутило твой разум, Телкиза. Только рабы мечтают о смерти.

– Я вернусь на женскую половину, – проговорила она чуть слышно и поспешила в другое крыло дворца, оставив Сибар-Сина одного.

Телкиза вернулась к пировавшим женщинам, заставив себя обворожительно улыбаться. Роскошная, ослепительная, она села за один стол со своими завистниками и восторженными почитательницами.

Телкиза заметила, что царица воспользовалась ее отсутствием и вместе со своей прислужницей понесла пророку Даниилу еду и питье с праздничного стола… Телкизу это нисколько не удивило. Привязанность царицы к иудейскому мудрецу всегда оставляла ее равнодушной. Тем менее занимало ее это в данную минуту.

Вдыхая аромат смол и цветов, Телкиза задумчиво смотрела перед собой. Душой она оставалась в ападане. Набусардар не выходил у нее из головы.

Когда утих рокот струн и замерли последние звуки песен, воины Исма-Эля доложили Набусардару, что на подступах к городу все спокойно и Вавилону не угрожает никакая опасность, предчувствие которой бесконечно томило военачальника, – он и пил меньше, и был сдержан в веселье – беспокойство не покидало его.