Светлый фон
И ждем молний, чтоб спастись,

Потому что любовь — это шум, любовь — это боль.

Потому что любовь — это шум, любовь — это боль.

Любовь — это блюз, который пою я вновь и вновь.

Любовь — это блюз, который пою я вновь и вновь.

 

О, так, так, шум и блюз, и ты слеп, автомобили разбрызгивают февральскую грязь, воздух влажен, пахнет гарью… гарью сожженных писем… Каких еще писем? Писем, которые мы отправляем ежесекундно чужому сердцу. Каждый удар твоего сердца — такое письмо.

 

Любовь — это шум, любовь — это боль.

Любовь — это шум, любовь — это боль.

Любовь — это блюз, который пою я вновь и вновь,

Любовь — это блюз, который пою я вновь и вновь,

Вновь и вновь.

Вновь и вновь.

 

…Хотя у Эшкрофта совсем не блюз. Но уж таков этот парень. А по сути — блюз. Но блюз быстрой крови, горячо мчащейся по веткам. И ты идешь, как странное дерево с кровавыми ветками, уклоняясь от прохожих, чтобы не задели и не причинили еще сильнейшую боль. И наверняка навстречу идут такие же огненно-кровавые деревья. Много ли влюбленных в этом городе?

 

Я был слеп и не мог узреть,

Я был слеп и не мог узреть,

Что творилось со мной.