– Разумеется, я недостаточно стар, чтобы быть вашим отцом, – оговорился он, – и потом, в любом случае вы не сирота. Я имел в виду, что вы обратились ко мне за советом, как к отцу. Вы правильно поняли, что я, будучи вашим шефом и более опытным человеком… забочусь о вас. В данном случае – как отец. Ничего запретного тут нет.
Произнеся эти слова, Уолтер понял, что говорит полнейшую бессмыслицу. Запреты – вот в чем состояла его главная проблема. Лалита, которая, судя по всему, это понимала, подняла взгляд и посмотрела ему прямо в глаза:
– Вовсе не обязательно любить меня, Уолтер. Я не требую взаимности. Договорились? Вы не можете мне запретить.
Пропасть расширялась с ужасающей быстротой.
– Но я тоже вас люблю! – возразил он. – В другом смысле. В определенном смысле. Конечно, люблю. Очень люблю. Но даже не представляю, чем это может закончиться. То есть, если мы и дальше хотим работать вместе, нам не следует об этом говорить. Мы уже зашли слишком далеко.
– Знаю. – Лалита вновь опустила глаза. – И потом, вы женаты.
– Вот именно. Вот именно! Значит, решено.
– Да. Решено.
– Давайте-ка я закажу вам еще выпить.
Признавшись в любви и предотвратив беду, он отыскал официантку и заказал третью порцию мартини с вермутом. Румянец, который всю жизнь приходил без спросу, теперь не покидал его лица. Уолтер с пылающими щеками отправился в туалет и попробовал облегчиться. Он стоял над писсуаром, глубоко дышал и наконец уже готов был опорожниться, когда дверь распахнулась и кто-то вошел. Уолтер слышал, как мужчина моет и вытирает руки. Сам он в это время стоял весь пунцовый и ждал, когда же мочевой пузырь наконец справится со своей задачей. Ему почти удалось помочиться, когда он сообразил, что новопришедший чего-то ждет, стоя у раковины. Тогда Уолтер, отказавшись от своего намерения, спустил воду и застегнул штаны.
– Что, не можешь отлить? К доктору пора? – ехидно заметил стоявший у стенки парень. Белый, лет за тридцать, с морщинистым лицом. С точки зрения Уолтера – воплощение водителя, который плевать хочет на правила дорожного движения. Он торчал у Уолтера за плечом, пока тот торопливо мыл и вытирал руки.
– Тебе черные нравятся, да?
– Что?
– Я видел, что ты пришел с негритоской.
– Она индуска, – ответил Уолтер, обходя парня. – А теперь прошу прощения…
– Думаешь напоить ее и трахнуть, э?
В этом голосе прозвучала такая откровенная ненависть, что Уолтер, опасаясь агрессии, не стал отвечать и поспешно вышел из туалета. Он уже тридцать пять лет ни с кем не дрался и подозревал, что быть избитым в сорок семь лет куда хуже, чем в двенадцать. Когда он сел и принялся за салат из латука, все его тело содрогалось от невыплеснутой ярости, а голова кружилась от осознания несправедливости.