– Спасибо за то, что тебе наплевать.

– По-моему, ты себя недооцениваешь.

– Может быть, это временное занятие, – ответила Патти. – В один прекрасный день я получу риелторскую лицензию – ведь любой домохозяйке ничего не стоит это сделать – и начну продавать маленькие убогие домишки по два миллиона долларов за штуку. “В этом туалете в 1962 году Губерт Хамфри хорошенько испражнился, и в связи с этим историческим событием дом был занесен в список национальных памятников культуры, вот почему владельцы требуют сто тысяч долларов надбавки. А за этим кухонным окном растет маленькая, но очень красивая азалия”. Я буду носить розовое, зеленое и плащ Burberry, а на первые крупные комиссионные куплю “лексус”. Вот это будет приемлемая работа.

– Я же сказал, занимайся чем хочешь.

– Спасибо, милый. Спасибо, что позволил устроиться на работу, которая мне нравится.

Патти вышла из комнаты и остановилась у стола Лалиты.

– Привет, – сказала она. – Я только что нашла работу. Буду приветствовать посетителей в спортивном центре.

– Очень хорошо, – ответила Лалита. – Вам там понравится.

– Да, но Уолтер думает, что это неподходящее занятие. А ты что скажешь?

– Что всякий честный труд достоин уважения.

– Патти, – сказал Уолтер. – Я же сказал, что не против.

– Видишь, Лалита, теперь он передумал. Раньше он говорил, что это неприемлемо.

– Да, я слышала.

– Не сомневаюсь. Но лучше притвориться глухой, правда?

– Не оставляйте дверь открытой, если не хотите, чтобы вас было слышно, – холодно ответила Лалита.

– Всем нам приходится притворяться…

Работа в спортивном центре дала Патти все то, на что надеялся Уолтер, – и, к сожалению, даже больше того. Уныние жены немедленно развеялось, но Уолтер знал, насколько неопределенно слово “депрессия”. Он не сомневался, что под новообретенной бодростью по-прежнему скрываются грусть, гнев и отчаяние. По утрам Патти сидела в своей комнате, по вечерам работала в спортзале и возвращалась домой лишь после десяти. Она начала читать журналы о красоте и здоровье и заметно красить глаза. Тренировочные штаны и мешковатые джинсы, которые Патти носила в Вашингтоне, – одежда, не стесняющая движений, показанная пациентам психиатрических клиник, – сменились облегающими джинсами, которые стоили немалых денег.

– Ты потрясающе выглядишь, – сказал Уолтер однажды вечером, решив сделать жене приятное.

– Ну, теперь у меня есть средства, – отозвалась та. – И мне нужно на что-то их тратить.

– Ты могла бы сделать пожертвование в пользу нашего треста.