– Патти, – позвал он так, чтобы она наверняка услышала, если не спит.
Кац прислушался, до звона в ушах.
– Патти, – повторил он.
Его тело не верило, что она спит, но, возможно, Патти просто не было в комнате – а Кацу отчего-то не хотелось открывать дверь и проверять самому. Недоставало легкого поощрения, подтверждения того, о чем говорили инстинкты. Он вернулся на кухню, доел пасту, прочел “Таймс”. В два часа ночи, все еще пьяный от никотина, с растущим раздражением, Кац вновь пошел наверх, постучал в дверь и вошел.
Патти сидела на кушетке в темноте, по-прежнему в спортивном костюме, и смотрела в никуда, сложив руки на коленях.
– Прости, – сказал Кац. – Ничего, что я заглянул?
– Ничего, – ответила она, не глядя на него. – Но лучше давай пойдем вниз.
Ощущая незнакомую тяжесть в груди, он спустился по черной лестнице на кухню. Это было сексуальное предвкушение, которого Кац не испытывал, казалось, со времен ранней юности. Патти, пройдя на кухню вслед за ним, закрыла лестничную дверь. Она была в мягких носках – их обычно носят немолодые женщины с усталыми ногами. Без каблуков она все равно была высокой – это, как всегда, приятно удивило Ричарда, и он вспомнил строчку из собственной песни: о том, что тело Патти словно создано для него. Вот к чему пришел постаревший Кац – он мог растрогаться от собственных стихов. И это предназначенное для него тело по-прежнему было весьма красиво, ни одна линия не резала глаз – что, несомненно, было результатом многочасовых занятий в спортзале. Крупными белыми буквами на черной футболке было написано “Выше!”.
– Я хочу чаю с ромашкой, – сказала она. – Будешь?
– Конечно. Кажется, такого никогда не пробовал.
– Жизнь прошла мимо тебя.
Патти зашла в кабинет и вернулась с двумя чашками кипятка, в которые бросила чайные пакетики.
– Почему ты не ответила, когда я поднялся в первый раз? – спросил Кац. – Я сидел на кухне два часа.
– Наверное, просто задумалась.
– Ты решила, что я ушел спать?
– Не знаю. Я просто думала… ни о чем, если ты меня понимаешь. А потом поняла, что ты наверняка захочешь со мной поговорить и что я обязана это сделать. И вот я здесь.
– Ты вовсе не обязана…
– Нет-нет, все в порядке, давай поговорим. – Она села за стол напротив Каца. – Хорошо прошел вечер? Джесси сказала, вы пошли на концерт.
– Мы – и еще восемьсот двадцатилетних мальчишек и девчонок.
– Ха-ха. Бедняжки.