– Маргарет, ты бы не могла поехать с нами в Ирландию на какое-то время? – в отчаянии заключил я. Одна лишь мысль о Саре в Ирландии, где ей нечего будет делать, только смотреть, как идет дождь, вгоняла меня в панику. – Если бы ты побыла в Кашельмаре, пока Сара освоится…

Она ничего не ответила.

– Пожалуйста! – взмолился я. – Это очень важно. Пожалуйста!

Маргарет вдруг сказала:

– Патрик, нельзя вечно рассчитывать на меня, когда тебе нужно улаживать отношения с Сарой. Это ваш брак – твой и Сары, и только вы можете сохранить его.

– Да, ты права… я уверен, что ты права, но, Маргарет, сейчас такой кризис, что я не представляю, как мы сможем сохранить брак, если ты нам не поможешь. Господи боже, когда я думаю о том, что нужно все время жить в Кашельмаре…

– Может быть, это скрытая благодать, – неожиданно перебила меня Маргарет. – Вы теперь больше времени будете проводить вместе.

– Да, но…

– Патрик, Саре нужно лишь немного внимания. Ты думаешь, она стала бы тратить так много денег на наряды и все прочее, если бы ей не казалось, что она должна постоянно предпринимать усилия, чтобы не оставаться незамеченной?

– Да я только и делал, что уделял ей внимание! Я почти обанкротился, чтобы дать ей то, чего она хочет.

– Ты уверен, что тебе известно, чего ей хочется?

– Я точно знаю, чего ей не хочется, – жить круглый год в Кашельмаре! Маргарет, пожалуйста, если в тебе осталась хоть капля жалости…

– Да черт побери вас обоих! – сердито воскликнула Маргарет. – Я от вас без сил. Хорошо, я поговорю с Сарой и приеду на какое-то время в Ирландию, поддержу тебя, но я не хочу слышать с утра до вечера, как вы жалуетесь друг на друга. Если это начнется, я сразу же уеду. Мне надоела роль связующего звена в вашем браке и вечного посредника между вами.

Облегчение мое было слишком велико, чтобы обижаться на ее грубоватый юмор. Да что говорить, я испытал такое облегчение, что, когда она отправилась к Саре, я остался поболтать с моими маленькими братьями, с которыми совсем не виделся, с тех пор как у меня начались неприятности. Они уже перестали быть малышами. Долговязому и серьезному Томасу исполнилось одиннадцать. Он воображал себя очень сильным и любил со мной бороться. Его толчки и усилия были основаны на теории, связанной с законом гравитации, каждый свой шаг Томас просчитывал на бумаге в виде уравнения. Дэвид, которому немного оставалось до десяти, ничуть не интересовался борьбой, ему нравилось играть в крикет; он с удовольствием изображал из себя полевого игрока, я работал битой, а Томас со всей силой швырял мяч. Но главным интересом Дэвида была музыка. Он недавно построил оперную сцену из папье-маше и хотел поставить фрагменты из «Женитьбы Фигаро», нужно было только изготовить кукол, а основные партии собирался исполнять он сам.