Имя Максвелла Драммонда из уст Макгоуана так потрясло меня, что я почти не слышала слов Патрика, который призывал своего друга к осторожности.

– В конце концов не забывай, что случилось с Дерри, – взволнованно заключил он.

– Дерри Странахан жил своими мозгами, а не кулаками, – бросил Макгоуан. – Если бы он понимал, что нужно меньше говорить, а больше действовать, то он до сих пор был бы жив.

– Хью, Дерри Странахана убили!

– Черт побери, Патрик, я могу душу вытрясти из Максвелла Драммонда, если у меня одна рука будет привязана за спиной! Я только надеюсь, что в один прекрасный день он предоставит мне шанс сделать это.

В итоге все разговоры сводились к тому, что в данное время для поддержания порядка в графстве Мейо находится в общей сложности семь тысяч полицейских и военных, а Кашельмара расположена в двух шагах от Мейо, чуть южнее границы, которая проходит по вершинам гор неподалеку за домом. Неудивительно, что королева, открывая сессию парламента в январе, сообщила, что напряженность в Ирландии принимает тревожный характер. Она преуменьшала опасность ситуации, и, когда в феврале палата общин провела рекордное сорокаодночасовое обсуждение нового билля о защите жизни и собственности в Ирландии, мы поняли, что эхо бунта доносится даже до Вестминстера. Мои оставшиеся в Лондоне друзья писали мне письма, умоляя вернуться в Англию, пока меня не убили в моей же постели, а я в тревоге спрашивала себя, следует ли мне взять детей и остановиться в доме на Сент-Джеймс-сквер.

– Хью, что думаешь? – спросил Патрик.

– Нет, Сара пока должна оставаться здесь, – мгновенно ответил Макгоуан. – Если ты позволишь жене убежать, то тем самым покажешь ирландцам, что боишься их. Она должна остаться.

– Хорошо, но, может быть, дети…

– Патрик, если кто и получит пулю в спину, то совершенно точно не дети, а я.

Я тут же принялась молиться, чтобы это произошло как можно скорее, но никакой пули в спину не случилось, и двенадцатого марта Макгоуан и Эдит тихо поженились в часовне Кашельмары и отправились жить в Клонах-корт. Как я и предполагала, это не освободило меня от них. Эдит приезжала каждый день. Ни одна сторожевая собака не могла быть надоедливее. Она и Хью продолжали ужинать в Кашельмаре не меньше раза в неделю. Но все же ситуация улучшилась, и, когда весной Эдит спросила, может ли она сопровождать меня – а я собиралась сделать несколько светских визитов, – я согласилась без возражений. Принимать гостей в Кашельмаре пока не было возможности, потому что наши английские друзья и думать не хотели о поездке в Ирландию, а наши ирландские соседи не желали отправляться в путь с наступлением темноты, но я настаивала на соблюдении формальностей. Так я оторвалась от гнетущих хозяйских обязанностей и с наступлением весны пользовалась любой возможностью улизнуть из дому.