Можно подумать, что шотландец Макгоуан знает, что такое тирания, но он принадлежал к тем шотландцам, которые заслужили для своей страны плохую репутацию среди ирландцев. Он бы свою собственную мать продал, если бы мог получить от этого выгоду. Жаждал он только денег, даже если ради них ему всю жизнь и приходилось пресмыкаться перед саксонцами.

Хью Макгоуан – мой враг, моя Немезида, и Сары тоже, человек, который управлял Кашельмарой и не пускал ее ко мне все те месяцы, что я провел в Америке. Я тогда не знал, насколько он затерроризировал ее с тех пор, как начал заправлять делами в Кашельмаре. Если бы знал, то ни за что не отпустил бы ее назад в этот дом.

Но она вернулась, а я отправился в Америку. Много дней провел на пароходе, переполненном, как Ноев ковчег. Будучи беглецом, я старался не привлекать к себе внимания, путешествуя как пассажир третьего класса на приличном пароходе.

Когда я вернулся в Голуэй, мои друзья в Кладдахе переправили меня в Куинстаун и провели на борт жуткой старой посудины. Бог ты мой, за неделю пути по океану я покрылся такой коростой грязи, так изголодался и с желудком стало так плохо, что уже решил, никогда больше не увижу земли! Но я не умер, а когда снова оказался на суше в Касл-Гардене и мне стали грозить отправкой в больницу для иммигрантов, тут же чудесным образом выздоровел. Про больницы я все знал. Больницы – это такие места, где заражаешься лихорадкой и умираешь. Так я выбрался из Касл-Гардена, отделался от всех жуликов, которые собирались здесь, чтобы облапошивать новоприбывших, оттолкнул всякого рода побирушек, которые выпрашивали милостыню, нашел каким-то образом ночлежку, где смог отлежаться, пока мне не станет лучше.

Три раза, пока я спал, у меня чуть не украли мои деньги. Не знаю ни одного другого места, как Нью-Йорк, где бы так процветало воровство и мошенничество. Даже Дублин в этом смысле уступает Нью-Йорку. Но я деньги сохранил (да их и осталось-то совсем немного), а когда почувствовал, что пришел в себя, купил кусок мыла и порошок от вшей и отправился в ближайшую баню. Денег у меня почти не осталось, но на посещение парикмахера хватило. Мне приходилось выбирать: либо стрижка, либо скромная еда, но я так долго голодал, что решил, смогу потерпеть и еще, – мне было важно явиться в прежний дом Сары в более-менее приличном виде, а не оборванцем, как остальные ирландские иммигранты, только-только вывезенные из Старого Света.

Сара дала мне письмо для брата, и как только я привел себя в божеский вид, то отправился на Пятую авеню на острове Манхэттен.