– Ты к чему мне все это рассказываешь?
– К тому. У Георгия есть идеи такие… Он говорит: в каждом человеке живет мертвец. Наша задача его оживить. То есть твоя или моя – оживить себя. Он носится с идеей Христа. Говорит, Христос – это событие. Человечество, современный человек не способен осознать события для своей современной истории. А без осознания события невозможно создать новую культуру.
– Тогда Фрост – событие для американцев.
– Да что твой Фрост! Вот Моррисон, к примеру. Кто такой Моррисон? Он не имеет прочной связи с Америкой. Истинный художник имеет очень опосредованное отношение к миру. У него нет ума в нашем с тобой понимании. Его разум вселенский. Настоящее сознание не имеет отношения к этому ежедневному миру. Поэтому Моррисон – это некое фантастическое, заброшенное место. Явление. Нечто не от мира сего.
– Тебе нельзя слушать этого твоего Георгия. Он плохо кончит, и ты вместе с ним, если будешь его слушать.
– Люба, но ты же просто мещанка, толстая дура!
– Пусть! Пусть я дура, мещанка. В мещанстве есть правда ежедневности, правда, которая помогает выживать.
– Да на кой такая жизнь! Завязанная на мелочах, на тряпках, на мерзких твоих страхах, неуверенности, надеждах – на что? На внуков-правнуков? На хорошую комнату в приличном доме для престарелых?
– Нина, у тебя злоба, которая не имеет никакого отношения ни ко мне, ни к тому, что происходит в мире.
– А к чему тогда? Ну скажи мне поскорей! Ты же у нас такая умная, все знаешь, ведаешь, насквозь людей видишь, психологиня хренова…
– Ты это зря… После всего… ну, после… после… всего. Зачем ты?
– Это я зачем? Это ты… анализируешь, копаешь… Что ты все выискиваешь?
И она стала судорожно хвататься за смятую простыню, потянулась за сумкой, рванула из ее чрева пачку сигарет, бросила, схватила джинсы с кресла, подняла сапоги с ковра, а потом села на постель, потерянно озираясь. Увидела Любу, зябко кутавшуюся в плащ поверх простыни, накинутой на голые плечи, наблюдавшую за ней настороженно и с материнской жалостью, запустила шикарным своим сапогом в гостиничную стену. Каблук ударился о косяк двери, и в тот же момент, как будто это было эхо от удара, из коридора раздался истошный крик.
– А-а-а-а! – кричала женщина.
А после этого стало тихо.
Они переглянулись.
– Ты слышала?
– Ага… Да, слышала.
– Вот они все твои теории – мол, каждое слово отзовется, – внезапно охрипнув, прошептала Нина.