— Катя там. Мышка. Я ее покормить хочу, а она не вылезает.

У ног Андрея полулежала на полу седая азиатская старушка, не христианка; слезы струились из ее глаз, она продолжала заглядывать в темное узкое пространство под посудным буфетом. В этом пространстве не было ни времени, ни какого-нибудь устройства или смысла, там пряталась серая домовая мышь, не решаясь выбежать и схватить разбросанные на полу крошки. Может быть, это и был смысл в темном мире под деревянным буфетом — чтобы мышке прятаться там и бояться высунуться. А старушке — не христианке — заглядывать туда в безумной надежде уговорить мышь Катю, подругу своего постинсультного одиночества, бесшумно выкатиться оттуда и подобрать крошки, одну за другой, безбоязненно поглядывая на ползающую старуху. Так бывало не раз у них, и это ныне и присно и во веки веков называлось истинной любовью, которую знали и звезды космические между собою на Небе.

И неважно было, что азиатская старушка и мышь Катя не были христианками, — Любовь космическая, Небесная, которую Спаситель принес как требу спасения обреченному человечеству, — Любовь безмерная и всеутешительная была явлена парализованной старухе и бедной домашней мышке во всей своей истине. Так зачем нужно было две тысячи лет вгонять ее силою, железом и огнем, обманом и подкупом, под страхом насильственной смерти, угрозой геенны огненной, — под тяжким гнетом воинствующего Креста — насаждать эту Любовь людям, если она всегда была в космическом пространстве между небесными телами и всегда была между живыми тварями, между мышкой и старухой?

Андрей, стоя над ползающей по деревянному некрашеному полу седой старухою в пуховой шали, крест-накрест обвязывающей ей грудь, говорил как бы самому себе:

— Зачем тебе нужна была воинственная церковь, бедняжка? Тебе ведь нужен был только Христос, как и мне, казненному на косом кресте.

— Не будь так самонадеян, человек! — вдруг загремело в Небесах, а было похоже, что за стенами и над крышею дома начинается гроза. — Неужели ты думаешь, что Небо не знает различия между Христом и Его Церковью? Между Христианством и Небом нет противоречий, и то и другое взыскует покоя, порядка и мира во вселенной. Неужели ты полагаешь, Андрей, что Небу неизвестно то, о чем сетуешь ты? Замолкни и слушай, человек. Нет ничего тайного в самых глубоких тайниках подземелья, что не было бы известно высоким Небесам.

Грохот грома над самой крышей дома постепенно прекратился, напоследок прозвучало два-три нестрашных воркотания, и Небо замолкло. Андрей все еще стоял в дверях, молча поглядывая на ползающую по полу старуху. Вдруг та перестала плакать. Заулыбалась и, вытирая кулаком слезы, низко склонилась над полом. Из-под деревянного буфета осторожно выкатилась серая мышь и, поблескивая влажными глазками, стала подбирать крошки, спокойно посматривая на старушку.