Глава 30

Глава 30

Мышь Катя (она же и мыш Аким) после смертной паузы оказалась вдруг летящей среди кучевых облаков воздухоплавателем на электрическом аэроплане, Томазо Кастильяносом, болгарином испанского происхождения, потомком эмигранта с Канарских островов. Томазо Кастильянос, летчик-любитель, всю жизнь мечтал — и наконец построил летательный аппарат на электрической тяге, который приводился в движение энергией солнечных батарей, расположенных на верхней части длиннейших крыльев и не менее длинного фюзеляжа. Электросамолет, похожий одновременно на альбатроса и на длиннотелого бледно-зеленого богомола, летал бесшумно и пока что не очень быстро, не более 100 км в час, ввиду слабости аккумуляторов. Но Томазо Кастильянос хотел совершенствовать электроплан таким образом, чтобы дневной зарядки батарей хватило и на всю ночь полета до новой зари, а там, с первыми солнечными лучами, летящая машина получила бы возможность лететь дальше, не садясь для подзарядки на землю. Томазо намеревался довести совершенство летательного аппарата до такой степени, чтобы на нем можно было жить, постоянно находясь в воздухе. Тогда, мечтал испанский эмигрант в Болгарии, никакие визы были бы не нужны, чтобы путешествовать по белу свету, и вопрос гражданства отпадал бы сам по себе в небесном пространстве.

И он летел уже целые сутки, проплыл мимо длинный летний, солнечный день, прошла ночь, настало утро нового дня, а в батареях заряда оставалось еще на 1/3, и можно было лететь далее со спокойной душою. Поставив режим автопилота, летчик позволил себе вздремнуть часок, и когда он проснулся, то вовсе не заметил, что во время его сна самолет попал в турбулентную зону, длинные тонкие крылья были замяты мощным вихрем, одно крыло мгновенно переломилось, и куском крыла ударило его по сонной, склоненной на грудь голове.

Очнувшись, он не помнил, кто он такой, как попал на белые холмы среди кучевых облаков, — и только смутно брезжило в сознании и тревожило его память какое-то жутковатое событие с гигантскими черными шершнями, один из которых летел прямо на него, выставив перед собой блестящий обоюдоострый тесак.

Серая мышь, мигом внедренная в тело и душу погибшего летчика, в другой раз погибла, но на этот раз не от ядовитого укола длинным кинжалом шершня, а от тупого удара по голове пятиметровым куском крыла электроплана. Совсем недолго побыв романтическим летчиком Томазо Кастильяносом, мышь погибла во время его сна и теперь не знала, что ей делать…

Между тем не помнящий себя Томазо Кастильянос шел одиноко по белооблачным холмам, испытывая незнакомое ему доселе желание немедленно увидеть перед собою хоть какое-нибудь другое самостоятельное существо. И наконец такое появилось из-за кудлатой вершины соседнего облака. Еще издали оно взмахивало рукой и что-то кричало, однако Кастильянос-непомнящий еще и ничего не слышал. Левое ухо, по прозвищу Дурак, с детства было тугим, он испортил его, желая освободиться от водяной пробки и глубоко засовывая в ухо палец, а потом резко вытягивая, как насосом; правое же здоровое ухо, по прозвищу Умник, сейчас было плотно заложено. Томазо машинально засунул средний палец руки в Умника и резко выдернул его. Что-то там пискнуло — из уха вылетела пробка в виде живой мыши и улетела в бездну, вниз между облаками. И тут же в левом ухе, Дураке, как-то странно, живым звуком, прощебетало — и оно стало слышать. Теперь, стало быть, оба уха одинаково слышали хорошо, и в эти два уха влетел метафизически звучащий голос, потусторонний крик на языке прозорливцев: