В то же время, решив это, мы увидели, что существуют огромные трудности в выполнении такого простого плана. Должны быть также опубликованы дата смерти и место, где я умерла. Джордж немедленно поспешит туда, как бы далеко и недоступно ни было это место, и ложь будет раскрыта.

Я достаточно хорошо знала его жизнерадостную натуру, его смелость и целеустремленность, его готовность надеяться вопреки всему; пока он не увидит могилу, где я похоронена, и запись о моей смерти, он никогда не поверит, что я навеки потеряна для него.

Мой отец был ошеломлен и совершенно беспомощен. Он был способен лишь проливать слезы в отчаянии и страхе. Он был бесполезен для меня в такой критической ситуации.

Не зная, что еще предпринять, я начала думать, что должна довериться колонке происшествий и надеяться, что моему мужу не придет в голову искать меня в такой глуши, как Одли-Корт.

Я сидела с отцом и пила чай в его жалкой лачуге, играла с ребенком, которого забавляли мое платье и драгоценности, и совсем не понимавшим, что я была для него не просто незнакомка. Я держала его на руках, когда вошла женщина, чьим заботам он был поручен, чтобы забрать его и привести в «божий вид», как она сказала.

Меня волновало, хорошо ли о ребенке заботятся, поэтому я заговорила с ней, пока отец дремал над чашкой чая.

Это была светловолосая женщина с бледным лицом лет около сорока пяти, и казалось, ей доставляет удовольствие разговор со мной. Очень скоро она перешла к собственным бедам. У нее было очень большое горе, сказала она мне. Ее старшая дочь вынуждена оставить свое место из-за болезни; попросту она умирала, как сказал врач; бедной вдове приходилось не только заботиться о больной дочери, но и содержать семью, других маленьких детей.

Женщина долго рассказывала о недугах своей дочери, ее возрасте, набожности, страданиях и много еще о чем. Но я не вслушивалась в то, что она говорила. Я слышала ее голос, но как-то отстраненно, словно шум экипажей на улице или журчание ручья. Какое мне было дело до бед этой женщины? У меня были собственные невзгоды, какие едва ли когда-либо придется пережить этой невежественной женщине. У таких людей всегда есть больные мужья или больные дети, и они вечно ждут помощи от богатых. Здесь не было ничего нового. Я уже собиралась отпустить женщину, дав ей соверен для больной дочери, как вдруг меня осенила мысль, настолько неожиданная, что заставила кровь хлынуть в голову и сердце сильно биться, как это бывает, когда я теряю рассудок.

Я спросила женщину, как ее зовут. Это была некая миссис Плоусон, она держала небольшой магазинчик, а сюда заглядывала время от времени, чтобы присмотреть за Джорджи и проследить, чтобы служанка хорошо заботилась о нем. Дочь ее звали Матильда. Я задала несколько вопросов об этой девушке и узнала, что ей двадцать четыре года, она давно болеет чахоткой и сейчас она, как сказал врач, быстро угасает. По его словам, она не протянет и месяца.