Но она не узнавала нас. Точно так же она разговаривала бы с любым незнакомцем, вошедшим в сад около ее тюрьмы. Ее безумие было наследственной болезнью, передавшейся ей от матери, умершей сумасшедшей. Моя мама была или казалась нормальной до часа моего рождения, но с того момента ее рассудок помутился, и она стала такой, какой я ее увидела.

Я ушла оттуда, твердо поняв одно: единственное, что я могла унаследовать от своей матери, — безумие!

Я уходила с сознанием этого в голове и еще кое с чем — тайной, которую нужно хранить. Я была ребенком десяти лет, но ощутила тяжесть этого бремени. Я должна была хранить тайну безумия своей матери, так как она могла неблагоприятно повлиять на мою последующую жизнь. Я должна была помнить об этом.

И я никогда не забывала об этом; именно это, быть может, сделало меня эгоистичной и бессердечной, так как я думаю, что я все же бессердечна. Когда я подросла, мне стали говорить, что я хорошенькая — красивая — прекрасная — очаровательная. Я слушала сначала равнодушно, но мало-помалу стала жадно прислушиваться и начала думать, что, несмотря на тайну моей жизни, могла добиться большего успеха в великой лотерее жизни, чем мои сверстницы. Я узнала то, что рано или поздно узнает каждая школьница — что моя жизнь зависит от замужества, и я пришла к заключению, что если я и вправду красивее своих школьных подруг, то и должна сделать лучшую партию, чем они.

Я закончила школу, когда мне еще не было семнадцати, с этой мыслью в голове и уехала жить в другую часть Англии с отцом, который вышел в отставку на половинном жалованье и обосновался в Уайлденси, полагая, что место это уединенное и дешевое.

Место и вправду было доступно немногим. Не прошло и месяца, как я поняла, что даже самой хорошенькой девушке придется слишком долго ждать богатого мужа. Я бы не хотела долго задерживаться на этой части жизни: о конечно, я была достойна презрения. Вы и ваш племянник, сэр Майкл, всю жизнь были богаты и можете позволить себе презирать меня, но я узнала, что значит быть бедной, и страшилась такой жизни. Наконец появился богатый поклонник — странствующий принц.

Она умолкла и конвульсивно содрогнулась. Они не видели, изменилось ли выражение ее лица, так как она упорно продолжала смотреть вниз. В продолжение всей этой долгой исповеди она ни разу не подняла головы, в ее голосе не прозвучало слез. Она говорила бесстрастным холодным голосом, каким угрюмый замкнутый преступник мог бы исповедаться тюремному священнику.

— Появился странствующий принц, — повторила она, — его звали Джордж Толбойс.