Тут братья и увидели ее впервые. Они пришли забрать материалы для шлюпочной мастерской, где работали вместе с отцом, а она ждала на пляже. К тому времени она не провела на Колдуне и трех месяцев.

Импульсивный Жан Маленький влюбился мгновенно. Он стал каждый день ходить к ней в Ла Уссиньер, сидеть рядом с ней на пляже и беседовать. Жан Большой смотрел равнодушно — сначала его это забавляло, потом заинтриговало, потом он стал слегка ревновать, а потом наконец смертельно влюбился.

— Она знала, что делает, — сказала сестра Тереза. — Сначала это было для нее игрой — она любила игры. Жан Маленький был мальчишкой; он бы в конце концов оправился. Но Жан Большой…

Мой отец, молчаливый, способный на сильное чувство, был совсем другой. Она это чувствовала; он ее привлекал. Они встречались втайне, в дюнах или на Ла Гулю. Жан Большой учил ее ходить под парусом; она рассказывала ему истории. В лодках, которые он строил у себя в шлюпочной мастерской, отразилось ее влияние, все эти причудливые имена — из романов и поэм, которых он сам никогда не читал.

Но Бриман уже начал что-то подозревать. Виноват был по большей части Жан Маленький: его влюбленность не прошла незамеченной для уссинцев, и, хотя он был так молод, он был гораздо ближе по возрасту к Элеоноре, чем ее муж. Клод никогда всерьез не подозревал его, но запретил Элеоноре одинокие прогулки в Ле Салан и сделал так, чтобы на «Иммортелях» всегда была монахиня — наблюдала за Элеонорой. Кроме того, Элеонора забеременела, и Клод был вне себя от радости.

Ребенок родился чуть раньше срока. Мать назвала его в честь Клода, как велит островная традиция, но со свойственным ей духом противоречия поставила и другое, более тайное имя на свидетельстве о рождении, которое мог увидеть любой желающий.

Никто не сделал выводов. Даже мой отец — он не смог бы прочитать такой сложный, полный завитушек почерк, а у Элеоноры на несколько месяцев поубавилось неуемности — ее внимание поглотил уход за ребенком.

Но теперь, с появлением сына, собственнические чувства Бримана усилились. Сыновья на Колдуне важны — важнее, чем на материке, где здоровыми детьми никого не удивишь. Я представила себе, как он держался, как гордился сыном. Я представила, как смотрели на него братья — полные презрения, вины, зависти, желания. Я всегда полагала, что мой отец ненавидит Бримана, потому что Бриман сделал ему что-то плохое. Только теперь я поняла: больше всего мы ненавидим тех, кого сами обидели.

А что же Элеонора? Какое-то время она честно пыталась посвятить всю себя ребенку. Но она не была счастлива. Островная жизнь казалась ей, как и моей матери, невыносимой. Женщины смотрели на нее подозрительно и завистливо; мужчины не осмеливались с ней говорить.