Светлый фон

– Могу дать вам лопату.

Лопату?? Что за бред???

– Да нет, спасибо, я справлюсь. Ну, правда, было бы мило, если бы вы подсказали, как это делают без лопаты.

– Просто ломают руками.

Отлично. Итак, Бриония шагает через поле по траектории, которая сначала показалась ей наиболее прямой, лодыжки обжигает крапива, а ведь в поле ССС не должно быть никакой крапивы, если, конечно, людям не захотелось крапивного ССС-супа или крапивного ССС-настоя. И как-то так выходит, что она ОПЯТЬ РЫДАЕТ, потому что хорошие подсолнухи прячутся все дальше и дальше, и кто знает, возможно, когда она до них наконец дошагает, они окажутся похожими на те, мертвые, из музея в Нью-Йорке. Ван Гог, она помнит. Конечно. В “Метрополитене”. А потом были восхитительные равиоли с тыквой, и пластинка с Луи Армстронгом, которую она так и не может разыскать с тех пор, и еще шардоне медового цвета… Ах, подсолнух, как ты изнемог. Что правда, то правда. Все мы изнемогли, детка. Там вообще о чем? Бриония вспоминает, как Олли читал это стихотворение на семинаре по Уильяму Блейку. “Ах, подсолнух”, – говорил он, а слышалось отчетливое: “Нах, подсолнух”, и он утверждал, что Блейк именно это и подразумевал и хотел, чтобы люди читали “Нах” вместо “Ах”, но версия Олли казалась не слишком убедительной.

Ах, подсолнух, как ты изнемог

Бриония смотрится в этом поле ужасно глупо. Она для него слишком большая. Слишком серая, урбанистичная и толстая, в одежде из “Оски”, со стрижкой от “Toni&Guy” и голыми лодыжками. Что до подсолнухов, то им одежду придумали ангелы, а прическа – результат совместного творчества свободной любви, причудливой науки и чистоты безмолвной Вселенной, и стоят они в этом поле, будто строй прекрасных Мэрилин Монро, и каждый – в образе кающейся девушки-крестьянки, правда, раскованной: подбородок гордо задран вверх, бретелька фартука сползла с плеча. Нах, подсолнух. А что там с юностью, канувшей без следа? Это, конечно же, Чарли. Или нет? А как же старый добрый Джеймс, верный и принимаемый как должное, с его нелепыми супами, наборами для ремонта шин, радиопостановками и поисками рецептов сиропа из фиников? И он к тому же любит подсолнухи. Кто бы мог подумать?

“Toni&Guy” Нах, подсолнух

Стебель у подсолнуха до того мощный, что Бриония не может обхватить его пальцами. Вообще, подсолнухи какие-то гигантские. Ничего общего с теми худосочными фитюльками, которые продают в супермаркетах. А эти… Эти просто удивительно трудно сломать. Точнее, переломить стебель – это Брионии под силу, это легко, но толстые пучки волокон, которые тянутся по всей длине, так просто не разорвешь. Вот, наверное, для чего была нужна лопата. Но Бриония все равно не понимает, чем бы тут помогла лопата. В конце концов она просто тянет и тянет эти самые волокна, и ей слышится, что подсолнух кричит, как в том документальном фильме, который снимали ее родители сто лет назад. Она представляет себе, что растение кричит и умоляет ее остановиться, но она все равно продолжает тянуть, и волокна лопаются медленно, как толстые куски кожи, и отрываются от стебля только у самой земли. И стебель теперь, понятное дело, измочален. С волокнами оторвалось слишком много мякоти, и подсолнух потерял опору, стебель его не держит, и цветок роняет голову, умирая. “Нах, подсолнух, как ты изнемог”. Бриония отшвыривает его в сторону и принимается за следующий.