Музыканты давно перестали играть.

– Жизнь – дерьмо, – сказала Бриония Чарли. – Согласен?

Вместо ответа он спросил у нее, что такого дерьмового в ее жизни. Ему казалось в ту секунду, что самая дерьмовая жизнь на свете – у него. Оказалось, что Бриония якобы скучает по родителям, а Джеймса нет рядом, когда он ей так нужен. Она напилась, и ей стало жалко себя. Но она воспряла духом, узнав, что Чарли тоже несчастен.

– Давай возьмем еще бутылочку, – сказала она. – Будем страдать вместе. Станем самыми несчастными людьми в истории.

– Мы остались совсем одни в свадебном шатре, – говорит Чарли. – Мы посмотрели друг на друга и вдруг поняли…

Что они поняли? Что тому, кто сидит напротив, так же одиноко и хреново? Или что им обоим срочно нужно сделать что-нибудь нелепое, грубое и отвратительное?

– Мы вдруг поняли, что, хоть мы и не влюблены, мы очень-очень большие друзья, а это во многих отношениях даже лучше, чем любовь, и твоя мать была такой красивой – с рыжими кудрями, которые струились по плечам, как на картине Россетти, а на мне был смокинг “Ив Сен Лоран”, и мы были тогда моложе, и оба искрились и сверкали, и в небе сияла луна…

– Становится довольно мерзко, но мне нравится.

– Мы пошли по траве в сторону летнего домика, через таинственный сад, напоенный прекрасным и безрассудным ароматом жасмина, и дальше – во фруктовый сад, где росли вишневые деревья. По пути мы срывали поздние вишни, кормили ими друг друга и целовались.

А потом Бриония пошла поблевать. И Чарли показалось, что до него через весь сад доносятся всхлипывания Флёр, и он хотел пойти к ней, но не мог, а потом вернулась Бриония и прополоскала рот шампанским, которое они так и несли с собой, и вот перед ним вдруг оказалась его крупная, смелая и довольно привлекательная двоюродная сестра, в чьей мягкой плоти можно было хотя бы ненадолго обрести забвение. Ее тепло и мягкий аромат в складке пышной груди, и потом – сладкое утешение между ее роскошных бедер, и вот…

– И вот…

– Да, и вот тогда-то ты была зачата.

– И это было лучшее мгновение в твоей жизни?

– Ну, если взглянуть на это так… Конечно, да.

Короче, живет такой парень, ага, и он типа очень бедный. Живет на территории завода, в комнатенке без отопления, с крысами, которые жрут его мыло и обгрызают ему ногти на ногах, пока он спит. Он откладывает гроши, подбирает разный хлам, чинит и умеет обходиться тем, что есть. Он – здоровяк с одной сменой одежды и уговором с менеджером из ближайшего спортзала, в котором есть сауна. Он, случается, тырит всякое: кофеин с завода, таблетки, радиодетали, но большую часть времени занимается тем, что собирает грибы, ловит кроликов и голубей и маринует то да се, иногда даже и себя самого, ха-ха, в дешевом джине. Ну и немного мэджикал мистери тура он тоже любит, почему бы и нет? Всего-то J5.99 – и ты уже не знаешь, куда направляешься, не такая уж и плохая сделка, получше большинства наркотиков, хотя что вы в этом понимаете-то. И перепихнуться по-быстрому с кем-нибудь на берегу этому парню тоже всегда удается. Иногда приходится платить, но чаще нет. Он такой грязный, что кажется чистым, и вообще девчонкам нравится, как его крепкие мелкие яйца побрякивают в серых спортивных штанах. Еще его козырь – синие глаза пронизывающей силы, классные скулы и то, что он всегда готов почти на все, а девчонкам нравятся парни, которые не прочь рискнуть.