«Может быть, она ожидала увидеть чудовище, – подумала Алиенора, – а теперь удивлена, поняв, что я существо из плоти и крови, как она сама. И что я люблю своих сыновей так же сильно, как она своего». Это было хоть какое-то основание, на котором можно строить дальнейшие отношения.

– У меня есть еще просьба, – сказала Алиенора, вставая на ноги. – Я бы хотела в моих испытаниях иметь утешение веры. Можно ли прислать ко мне священника?

– Я спрошу, леди, – ответила Амария и снова постучала в дверь.

Вернулась она через четверть часа.

– Завтра утром сюда придет отец Гуго – выслушать вашу исповедь и отслужить мессу, – сообщила она Алиеноре. Манеры служанки стали теплее.

Амария принялась стелить кровать, а Алиенора уселась на единственное кресло, спрашивая себя, что, черт побери, будет она делать в долгие часы, которые ее ждут. Необходимо чем-нибудь занять себя, чтобы отвлечься от тех ужасных мыслей, что преследовали ее. Но ничего такого, чем она привыкла занимать себя, здесь не было: ни книг, ни музыкальных инструментов, ни вышивки, ни дам, с которыми она привыкла играть в шахматы или шарады… и, конечно, ни малейшей возможности отправиться на прогулку верхом. Или хотя бы пройтись по саду. Заключение, хотя оно и оказалось легче, чем Алиенора предполагала, было удушающим, она больше не могла выносить его ни минуты.

Но куда же деваться? Надо сделать что-нибудь.

– Скажите мне, Амария, как вы любите проводить время?

– Я шью, – ответила женщина. – Прежде мне нравилось возиться у себя на огороде. Но теперь дома больше нет. Нет нужды его сохранять.

– Не могла бы я помочь вам вязать? – спросила Алиенора. – Мне нечем себя занять.

– Тут целую кипу простыней нужно подшить, – ответила Амария.

– Тогда давайте за дело! – с благодарностью откликнулась Алиенора.

– Я их принесу. – На лице женщины изобразилось некое подобие улыбки. – Ох, не думала я, что когда-нибудь придется чинить простыни с королевой Англии!

На второй день кипа простыней уменьшилась, но лишь незначительно по сравнению с предыдущим утром. Алиенора хотела бы заняться чем-нибудь, требующим умственных усилий, чтобы отвлечься от мыслей о нынешнем прискорбном положении, но она была благодарна Амарии хотя бы за то, что та если и не прониклась к ней дружескими чувствами, то стала проявлять чуть больше участия. Им удавалось поддерживать разговор о еде, деторождении, путешествии и множестве других мирских дел. Алиенора отчаянно желала довериться этой женщине, но она боялась рисковать возникшим между ними хрупким согласием. Ах, как ей хотелось поделиться с кем-нибудь своими страхами! Священник в этом смысле оказался бесполезным – старик, глупый и глухой, он выслушал произнесенную шепотом исповедь с усталым и умным видом, потом наложил на королеву нестрогое наказание. Она немедленно исполнила его, проговорив несколько раз за шитьем «Аве Мария». Алиенора поняла, какое это трудное испытание – сидеть и шить, не имея ничего другого, чем занять мечущийся ум, и думая о том, что не за горами сумасшествие.