Я уже выросла… Манеж — это для глупеньких маленьких детей…
Я уже выросла… Манеж — это для глупеньких маленьких детей…
Шла бы ты лучше сегодня в школу, а не сочиняла сказки о больных зубах…
Шла бы ты лучше сегодня в школу, а не сочиняла сказки о больных зубах…
Ничего я не сочиняла…
Ничего я не сочиняла…
День был мрачный, штормило. По небу пронеслась молния. Полил дождь. Крупные капли стучали по стеклу, точно галька.
День был мрачный, штормило. По небу пронеслась молния. Полил дождь. Крупные капли стучали по стеклу, точно галька.
Мама, ничего я не сочиняла…
Мама, ничего я не сочиняла…
Замолчи! Не отвлекай меня!
Замолчи! Не отвлекай меня!
Алиса терпеть не могла ездить в дождь.
Алиса терпеть не могла ездить в дождь.
Ветер выл. Деревья гнулись, волновались, как неспокойные духи.
Ветер выл. Деревья гнулись, волновались, как неспокойные духи.
Они повернули на Роусон-стрит. Алиса заметила, что на машине Джины загорелся красный стоп-сигнал.
Они повернули на Роусон-стрит. Алиса заметила, что на машине Джины загорелся красный стоп-сигнал.
Джина ехала на машине, которую сама себе поднесла на сорокалетие, сумасбродной и весьма непрактичной. Это был маленький красный «мини» с белыми полосками по бокам и номерами на заказ. Уж никак не семейная машина. Джина говорила, что в ней чувствует себя молодой и безбашенной. Садясь в свой игрушечный автомобильчик, она непременно открывала крышу и врубала Элвиса на полную громкость.
Джина ехала на машине, которую сама себе поднесла на сорокалетие, сумасбродной и весьма непрактичной. Это был маленький красный «мини» с белыми полосками по бокам и номерами на заказ. Уж никак не семейная машина. Джина говорила, что в ней чувствует себя молодой и безбашенной. Садясь в свой игрушечный автомобильчик, она непременно открывала крышу и врубала Элвиса на полную громкость.