* * *

В доме я едва не столкнулся с официанткой из «Лохгайр-хоутела», несшей большой поднос с шампанским из кухни к шатру. Я помахал маме (смотревшаяся просто шикарно в черном с белыми полосками платье, она разговаривала с Хелен Эрвилл) и двинул в зал. По пути сунул зонтик в гильзу. Через секунду спохватился: он же совсем мокрый. Вернулся, раскрыл и поставил в уголок сушиться.

– Прентис! – окликнула меня, спускаясь по лестнице, Верити. Она была упакована в белый шелк – творение какой-то приятельницы, подвизавшейся в Эдинбурге на ниве дизайна одежды. Номинально это были блузка, юбка средней длины и пиджак, но на Верити все казалось цельношитым и донельзя изящным, а беременность еще не бросалась в глаза. Дополняли наряд белые леггинсы и туфли на высоком каблуке, отчего она казалась выше меня. А еще было фульгуритовое ожерелье – мама угадала, что Верити была бы рада его надеть, да побоится вызвать болезненные ассоциации. Поэтому мама шепнула Льюису, что ожерелье будет вполне к месту, если оно подойдет к выбранному Верити наряду. Волосы были коротко подстрижены, но это нисколько не портило облик, и белая микрошляпка на голове, с откинутой прозрачной вуалью, тоже очень ей шла.

Верити подошла ко мне, обняла за плечи и поцеловала в щеку.

– Отличная была речь, молодец.

Она не отпустила мои плечи, даже сжала крепче. Выглядела она, как и надлежит выглядеть молодой женщине, когда она беременна и выходит замуж. Сияла, блистала, лучилась, цвела. А кожа – просто идеальная. С правдоподобным акцентом британской аристократии Верити произнесла:

– Дорогой, вы лучший из лучших, в этом не может быть никаких сомнений.

Я осторожно положил ладони на ее ничуть не пополневшую талию и слегка поклонился:

– В любое время к вашим услугам.

И ухмыльнулся. Она засмеялась и покачала головой. Шагнула назад, сложила руки на груди, окинула меня взглядом с ног до головы:

– Ты такой душка!

Верити снова рассмеялась и протянула руку:

– Пойдем-ка разыщем моего супруга. Держу пари, он уже с горничными флиртует.

– А я думал, это моя обязанность.– Я взял ее под руку, и мы пошли через зал. Позади нас отворилась парадная дверь. Я оглянулся и остановился и снова повернулся к Верити.– Пардон, но сейчас вынужден отойти.

Она улыбнулась Эшли Уотт, которая отряхивала только что снятый блестящий дождевик, и кивнула:

– Ничего, прощаю.– Подмигнула мне и ушла.

С Эшли мы встретились под лестницей, она махала видеокассетой:

– Нашла! Где тут твой видак?

– За мной! – Я устремился по лестнице, разом перемахивая через две ступеньки.