– Чистота не лежит в основе их деятельности. У меня другой случай.

– Что вы все-таки делали у Милликена?

– Слезно просил денег.

– Тогда я при всем желании не понимаю, кого вы можете винить, кроме себя.

– Вы правы, некого. Я был в отчаянии, и мне не повезло. Я в полной вашей власти.

– Похоже, близится момент, когда вы предложите мне денег.

– Будь у меня деньги, мне нечего было бы делать у Милликена. И я все же не такой лицемер, каким вы меня считаете. Я не предложил бы вам денег, даже если бы они у меня были. Этим я грубо нарушил бы принципы Проекта.

Тирни покачал головой в видимом замешательстве от странности Андреаса.

– За вашу фотографию вдвоем я, вероятно, могу выручить пару тысяч. И меня покусали ротвейлеры.

– Если речь идет о простой компенсации – ни в коем случае не о плате за молчание, – то моя знакомая в Берлине может заплатить вам справедливую рыночную цену.

– Милая знакомая.

– Она верит в Проект.

– Что бы вы ни говорили, вы хотите, чтобы я не делал вам того, что вы делаете другим.

– Это правда.

– Следовательно, вы говнюк.

– Разумеется. Но я не Тэд Милликен. Я ничем не владею. Я езжу с одним чемоданом. Репрессивные власти меня ненавидят. В мире осталось примерно десять стран, где я могу бывать без опаски.

Прозвучало неплохо, свое действие оказало, и Тирни вздохнул.

– С вас пять тысяч долларов, – сказал он. – Я подал бы на вашего дружка Тэда в суд, если бы думал, что смогу в Белизе у него выиграть. Но в полицию все-таки пожалуюсь. Они спросят, кто еще там был. Хотите, чтобы я солгал?

– Да, прошу вас.

– Еще бы вы не хотели.