– Не лимоны, конечно, но тоже хорошая вещь.

– Ага.

За четыре дня до этого Джейсон прислал Пип через Фейсбук личное сообщение: загляни в “отношения” на моей страничке. Главным, что она, сделав это, испытала, было смятение. Нести какую-либо ответственность за прекращение чужих отношений было последним, чего она хотела. Помимо прочего, ситуация, похоже, обязывала ее компенсировать ему этот разрыв своей доступностью. Хотя, конечно, она сама прямо-таки на это напрашивалась. Из всех способов отказаться от тенниса выбрала самый неудачный: поднять вопрос о девушке Джейсона. Да, прав Дрейфус: никому нельзя доверяться – и самой себе в том числе! Замаскировала этикой отношений свой подлинный мотив: отнять Джейсона у Сандрин. И самой с ним спать? Ей, конечно, хотелось с кем-нибудь спать, с последнего раза прошла целая вечность. Но Джейсон нравился ей чуть больше, чем нужно, чтобы спать с ним выглядело хорошим вариантом. Что, если он понравится ей еще сильней? Не ждут ли ее тогда такие спутники близких отношений, как боль и ужас? Она написала ему:

Я, конечно, обязана была внести ясность ГОРАЗДО раньше… в общем, на меня очень много сейчас всякого навалилось, и я не могу, если честно, ничего тебе обещать, кроме как отбивать мячи, посланные мне под правую руку. Должна была НАМНОГО четче сказать тебе об этом в воскресенье. Прости, прости и еще раз прости. И пожалуйста, не считай, что не можешь теперь отказаться от тенниса со мной.

Я, конечно, обязана была внести ясность ГОРАЗДО раньше… в общем, на меня очень много сейчас всякого навалилось, и я не могу, если честно, ничего тебе обещать, кроме как отбивать мячи, посланные мне под правую руку. Должна была НАМНОГО четче сказать тебе об этом в воскресенье. Прости, прости и еще раз прости. И пожалуйста, не считай, что не можешь теперь отказаться от тенниса со мной.

На что Джейсон очень быстро ответил: теннис как таковой меня устраивает.

На корте она очень быстро обнаружила, что играет он плохо – еще хуже, чем она. При первой возможности он старался ударить по мячу со всей силы, иной раз вовсе по нему не попадал, чаще посылал его в сетку или над ее головой, а его хорошие удары были неберущимися – настоящими пулями. Через десять минут она попросила о тайм-ауте. Шоко, привязанный к столбу за оградой, с надеждой встал на ноги.

– Я не специалистка по теннису, – сказала она, – но мне кажется, ты лупишь слишком сильно.

– Когда попадаю в площадку – фантастическое чувство.

– Я знаю. Но идея была – наладить обмен ударами.

Он помрачнел.