– Новенькая молчит, – подвела итог предводительница. – Значит, она чумазая.

У Фрэнси кровь прилила к щекам, но она только стала работать быстрее в надежде, что они отстанут.

– У кого-то грязная шея, – началось все по новой.

– Не у меня, – ответили девушки одна за другой.

Когда дошла очередь до Фрэнси, она тоже сказала:

– Не у меня.

Но вместо того чтобы отстать от нее, девушки прицепились к этим словам и начали новый виток травли.

– Новенькая говорит, у нее шея чистая.

– Подумать только!

– Интересно, откуда ей известно? Она что, может видеть свою шею?

– Интересно, созналась бы она, что у нее шея грязная?

«Они чего-то добиваются, – недоумевала Фрэнси. – Но чего? Чтобы я разозлилась и поссорилась с ними? Или чтобы я бросила работу? Или чтобы я заплакала, как хотела та девочка в школьном дворе, которая сунула мне в лицо меловую тряпку? Но чего бы они ни добивались, они своего не получат». Фрэнси склонилась над проволоками еще ниже, ее пальцы замелькали еще быстрее.

Эта изматывающая игра продолжалась все утро, с перерывом только на те моменты, когда входил Марк, подсобный работник. Тогда девицы ненадолго оставляли Фрэнси в покое и принимались за него.

– Новенькая, ты поосторожней с Марком, – предупреждали они. – Его два раза арестовывали за изнасилование и еще раз за сутенерство.

Обвинения носили явно издевательский характер, учитывая очевидную безобидность Марка. Фрэнси видела, что несчастный парень каждый раз краснел, как кирпич, и жалела его.

Утро прошло. Когда Фрэнси уже совсем отчаялась, прозвенел звонок на обед. Девушки побросали работу, вытащили бумажные пакеты с едой, расстелили пакеты вместо салфеток и начали поедать сэндвичи, приправленные луком. У Фрэнси руки были липкие, она решила помыть их перед едой и спросила у соседки, где туалетная комната.

– Ваще не курлычет по-английски, – сказала та, кривляясь.

– Не шпрехает ни фига, – вставила другая, которая все утро дразнила Фрэнси.

– Что еще за туалетная комната? – спросила толстуха.

– Это где туалеты примеряют, – ответила острячка.