— Архимед, боюсь, в твоей натуре не хватает практической жилки. У меня должен быть запасной план. Что ты думаешь о моем браке с царским домом Парфии или Бактрии? Быть может, такой союз положит начало царству, которое будет больше, чем Римская империя. Быть может, такой союз сумеет бросить Риму вызов и победить, — воодушевленно вещала Клеопатра, широко раскрыв глаза и чувствуя, как неистово колотится сердце.

— Теперь мы не просто торгуемся с Римом, мы уже строим планы, как бы покорить его? Ты хочешь жить среди этих диких парфян? Клеопатра, мне кажется, у тебя началась предбитвенная лихорадка. Боюсь, ты сходишь с ума.

— А что мне еще делать, если против меня сам Помпей? Откуда я знаю, насколько Помпей чувствует себя в долгу перед Потинием за пятьдесят кораблей и пять сотен солдат Габиния? — спросила она, повторяя вслух аргументы, которые уже звучали у нее в голове тысячу раз. — Но если я выйду замуж за царя, обладающего богатством и могуществом, Помпей может принять мои требования всерьез.

— Мне не нравятся эти разговоры о твоем браке с каким-нибудь варварским царем, — сердито бросил Архимед.

— Ну что ж, до этого может и не дойти. Даже если мы не выиграем эту битву, даже если мой брат возьмет меня в плен, я все же могу найти способ в нужный момент разоблачить перед Помпеем антиримские настроения Потиния. Быть может, я смогу действовать через сына Помпея, Гнея. Я ему, кажется, нравлюсь.

— Вот как? — сухо сказал Архимед.

— Да. Он пытался соблазнить меня, когда был у нас во дворце.

— Клеопатра, я никогда не думал, что ты настолько наивна. Неужели ты думаешь, что мимолетные сексуальные желания мужчины могут повлиять на его политический выбор, тем более вопреки воле его отца? В особенности если его отец — самый могущественный человек на земле? Ты умная девушка, но очевидно, что ты ничего не понимаешь в мужчинах.

Она ощутила острый укол истины в его словах. Он был прав; беспощадная правота ее слов нанесла по гордости Клеопатры тяжелый удар, разрушив ту уверенность, которая начала было зарождаться в ее душе. Да, она, должно быть, переоценила свою власть над Гнеем. Безнадежность сомкнулась вокруг Клеопатры, точно погребальный саван, лишая ее душевных сил. Неужели она переоценивала свои возможности? Неужели она, молодая женщина двадцати одного года от роду, к тому же не самая красивая женщина на свете, настолько глупа, чтобы считать, что она может управлять мужскими желаниями с целью заключения политического союза? Как ей поверить, что она, не имея никакого военного опыта, может командовать армией и даже выиграть сражение?