Фирма росла, менялся и характер работы, которой они занимались. Создание новых моделей одежды – процесс, конечно, творческий, но в то же время, в отличие от работы скульптора или писателя, это еще и бизнес, с которым связаны интересы многих людей. В деле этом нельзя запереться и творить, что захочешь. Кому-то нужно выходить на люди, представлять окружающим «лицо» фирмы. Потребность в этом растет, становится все больше по мере увеличения оборота. Кто-то должен мелькать на приемах и показах мод, говорить речи, вести светские беседы, давать интервью. Мускатный Орех совсем не хотела брать на себя такую роль, поэтому представительские функции легли на мужа. Он ничуть не уступал жене в неумении налаживать контакты и поначалу очень мучился. Совсем не умея говорить в присутствии незнакомых людей, муж возвращался домой после таких мероприятий выжатый как лимон. Но через полгода он вдруг заметил, что выходить на люди – уже не такая мука, как раньше. С красноречием проблемы оставались по-прежнему, но если прежде, в молодости, его резкая косноязычная манера разговаривать отталкивала людей, то теперь, похоже, их что-то в ней привлекало. Его грубоватые, отрывистые ответы (во всем была виновата природная застенчивость) воспринимались не как отчужденность и заносчивость, а как проявление очаровательного артистического темперамента. Мужу Мускатного Ореха даже стала нравиться та роль, которую приходилось играть, и как-то незаметно он сделался фигурой культовой.
– Тебе, наверное, приходилось слышать его имя, – говорила Мускатный Орех. – Хотя, сказать по правде, на две трети разработкой моделей занималась я. У мужа было много смелых, оригинальных идей с коммерческой начинкой, даже чересчур много, и моя работа заключалась в том, чтобы развивать их, придавать им форму. Хотя фирма наша росла, модельеров со стороны мы не брали. Помощников становилось все больше, но главная работа все равно ложилась на наши плечи. Мы хотели только одного – делать то, что нам нравится, не думая, для какого класса предназначена наша одежда. Не изучали рынок, не высчитывали себестоимость, не проводили совещаний – ничего этого у нас не было. Задумав какую-нибудь вещь, сразу принимались за нее, брали самое лучшее, что могли отыскать, и работали, работали, работали, не жалея времени. То, что другим удавалось одним махом, мы делали вдвое дольше. У них уходило три метра ткани, у нас – четыре. Мы дотошно проверяли каждую вещь, выходившую из наших рук, выпуская в продажу только то, что нам нравилось. Что не продавалось – выбрасывали. Никаких распродаж. Стоили наши вещи, конечно, дорого. Коллеги-конкуренты считали нас чудаками, думали, что у нас ничего не получится, но одежда, которую мы делали, стала одним из символов того времени, как картины Питера Макса и Вудсток, Твигги и фильм «Беспечный ездок». Какое удовольствие мы получали от работы! Могли позволить себе все, что угодно, – что и в голову никому не придет, – и от клиентов отбою не было. За спиной словно выросли большие крылья, и можно лететь куда захочешь.