– С администрацией гостинки.

– Тогда у вас выйдет примерно такие же беседы, как у нас с вами.

– Так, а если всё-таки договоримся? Установим охрану.

– Тогда найдите охранников еще для дождя и ветра. У нас не солнечная Италия, чтобы под открытым небом выставлять такое.

– А Пассаж может дать площадку?

– Мы это уже выясняли. Они готовы, я смог договориться, но при предварительном просмотре им не понравилось несколько картин, и они поставили условие: выставляться без них.

– Мы не будем этого делать.

– Вот поэтому двери Пассажа перед вами закрыты.

– Неужели эти картины настолько неудобные, что нельзя закрыть на них глаза?

– Как знаток, могу вам честно сказать: ничего страшного в них нет, до Бэкона не дотягиваете. Но и Бэкон всё же не выставлялся в торговых центрах, а в галереях. Простой зритель может напугаться, особенно если ему семь лет.

– А если как-то повесить таблички и запретить вход детям в эту зону?

– Господи…

– Вы чем-то недовольны?

Николай закивал головой и медленно произнес:

– У меня сейчас друг умирает, а я сижу здесь с вами и в пятый раз говорю об одном и том же.

– Ух ты, а я тоже смерть рисую, – перебила она его. – Вернее, не тоже. Я люблю добавлять в свои рисунки гробы, могильные кресты. У меня было тяжелое детство.

– И как пить дать, самоповреждающее поведение.

– Что? Откуда вы узнали?

– Наталья, – Зарёв посмотрел на неё. – Вы не загадка природы, и тот восторг, с которым вы сейчас говорили про себя, – бросайте это дело. Идите лучше полечитесь, поработайте с этим. Это не добавляет вам веса в моих глазах.

– У вас нет сердца.