Мне было шесть лет, когда я их застал. Я проснулся от головной боли и поплелся по коридору к ним в комнату, шаркая матерчатыми тапочками из пижамного комплекта. Мама была сверху, спиной ко мне. Она раскачивалась взад-вперед, и я решил, что она делает зарядку. Иногда она ее действительно делала, перед телевизором, в трико и вязаных гетрах, отчего становилась похожа на кошку.

— Я хочу выглядеть так же хорошо, как она, — объясняла мама, кивая на экран, где какая-то женщина стояла, как и мама, на всех четырех и задирала ногу. Точь-в-точь собака, когда писает.

— Она похожа на собаку, — заметил я.

— Это — Джейн Фонда, и она никакая не собака.

Джейн Фонда убирала волосы под ленту, чем напоминала мне миссис Давенпорт, мою воспитательницу в детском саду. А мама, с волосами, забранными в высокий хвост, и в спортивном лифчике, напоминала женщину-джинна из фильма «Я мечтаю о джинне». Героиню фильма я считал самой красивой женщиной на Земле и собирался, когда вырасту, на ней жениться. Мы поселимся в ее синей бутылке, которую мама поставит на полку в кухне, и по вечерам мы будем являться в облаке дыма и ужинать с моей семьей. А после ужина джинн только мигнет — и вся посуда уже перемыта.

— Ты красивее, чем Джейн Фонда, — сказал я маме.

— Конечно, мой сладкий, — ответила она и, пыхтя, задрала ногу. — Но попка у нее получше моей.

Я засмеялся. Смешной показалась сама идея сравнивать попки.

— Но ведь твою попку никто не видит.

— Женщины хотят иметь красивые попки, даже если их никто не видит.

— Это же глупо.

— Может, и так.

Тем временем Джейн на экране телевизора подняла другую ногу. Когда стало понятно, что писать она не собирается, я потерял к ней всякий интерес.

Теперь мама раскачивалась на кровати вверх-вниз без всякой Джейн Фонды и без телевизора, только пыхтела так же. А еще она была голая. Я смотрел на ее попу и пытался сообразить, почему она хуже, чем у Джейн Фонды.

— Мама?

Она обернулась, и тут я увидел голову отца, неловко вжатую в спинку кровати: волосы спутаны, лоб в поту. Тела было не видно под мамой и простынями, и казалось, что он закопан в песок по самую шею.

— Привет, Джад, — сказала мама, все еще слегка раскачиваясь. Каждая ее грудь колыхалась в своем ритме.

— Ты делаешь зарядку?

— Нет, мой сладкий. Мы занимаемся любовью.

— Господи, Хилл, — сказал папа, пытаясь натянуть на нее одеяло.