Светлый фон

Старший подумал немного и разрешил Мелони остаться. Жить она будет в доме, где делают сидр.

— Не знаю, захочешь ли ты остаться здесь, когда приедут сезонники. Иногда они берут с собой жен и детей. Но если в бригаде будут одни мужчины, ты вряд ли останешься. Они все негры.

— Сейчас я, во всяком случае, останусь, — сказала Мелони, оглядывая незнакомую для себя обстановку.

Ферма «Йорк» была меньше и беднее «Океанских далей». В доме, где делают сидр, меньше кроватей, не так удобно и чисто. Видно, о сезонниках никто особенно не заботился. Не было здесь Олив Уортингтон. Резко пахло яблочным уксусом, стены вокруг пресса заляпаны высохшим яблочным жмыхом. В кухне вместо плиты большая электрическая плитка, из-за которой часто вылетали старые пробки. У насоса, дробилки и тусклых лампочек под потолком был другой щит с пробками. В холодильной камере освещения не было, так что плесень в глаза не бросалась.

Но Мелони здесь явно понравилось. в Сент-Облаке ей приходилось наводить порядок в заброшенном жилье.

— А эта ферма «Океанские дали»? Зачем она тебе? — спросил старший.

— Я ищу любимого, — ответила Мелони.

У нее есть любимый? Такое трудно себе представить, подумал старший. И пошел посмотреть, что с пострадавшими. Толстяка жена успела свозить в больницу, но перестала с ним разговаривать (и будет злиться на него еще три месяца). Он довольно спокойно говорил о наложенных швах, но сильно разволновался, узнав, что Мелони остается на ферме, во всяком случае на время сбора яблок, и будет жить в сидровом доме.

— Как ты мог оставить ее! — кричал толстяк. — Она же убийца!

— А зачем ты к ней приставал? Будешь приставать — уволю. Я еле ее утихомирил, — развел руками старший.

У толстяка был сломан нос, в общей сложности ему наложили сорок швов: тридцать шесть на лицо и четыре на прокушенный язык.

С человеком, которого звали Чарли, возни было меньше — зашили всего четыре раны на укушенном ухе. Но зато, прыгнув на него, Мелони сломала ему два ребра, да еще от ударов он заработал сотрясение мозга. А в пояснице начались такие боли, что в сезон он не смог лазить по лестнице собирать верхние яблоки.

— Господи спаси и помилуй, не хотел бы я встретиться с ее дружком, — сказал Чарли старшему.

— Держись от нее подальше, — посоветовал тот.

— А мой ремень у нее? — спросил Чарли.

— Заведешь с ней разговор о ремне — уволю. Купи себе новый.

— Да я к ней на пушечный выстрел не подойду, не то что ремень просить. А что, она сказала, ее дружок тоже сюда приедет? — спросил он старшего.

— Раз она его ищет, — ответил тот, — значит он ее бросил. Испарился и адреса не оставил. Помоги ему Бог! — И потом еще несколько раз повторил шепотом последнюю фразу.