– И как ему удается это выражение глаз – жесткое и в то же время хитрое?

– Как у Элсбет?

– Толстая. Грустная.

– Еще бы! Вы приезжаете, награждаете ее ребенком, уезжаете снова.

– Я не хороший муж. Просто посылаю домой деньги.

– Надолго к нам?

Ганс сопит, ставит кубок с вином на стол и рассказывает о том, что оставил позади: о Базеле, о швейцарских кантонах и городах. О восстаниях и решающих битвах. Образы не образы. Статуи не статуи. Это тело Христово, это не тело Христово, это вроде как тело Христово. Это Его кровь, это не Его кровь. Священникам можно жениться, священникам нельзя жениться. Таинств семь, таинств три. Мы целуем Распятие и встаем перед ним на колени, мы рубим Распятие и сжигаем на городской площади.

– Я не поклонник папы, но сил больше нет. Эразм сбежал во Фрайбург к папистам, теперь я убежал к юнкеру Хайнриху. Так Лютер называет вашего короля. «Его непотребство, король Англии». – Ганс утирает рот. – А я хочу работать и получать за это деньги. И желательно, чтобы какой-нибудь сектант не замазал мои фрески побелкой.

– Вы ищете у нас мира и спокойствия. – Кромвель качает головой. – Вы опоздали.

– Сейчас я шел по Лондонскому мосту и видел, что кто-то изуродовал статую Мадонны. Отбил Младенцу голову.

– Это уже давно. Наверное, старый чертяка Кранмер буянил. Вы знаете, каков он во хмелю.

Ганс широко улыбается.

– Вы по нему скучаете. Кто бы подумал, что вы подружитесь!

– Старый Уорхем дышит на ладан. Если он умрет летом, леди Анна попросит Кентербери для моего друга.

– Архиепископом будет не Гардинер? – удивляется Ганс.

– Он безнадежно рассорился с королем.

– Он сам свой худший враг.

– Я бы так не сказал.

Ганс смеется.

– Высокая честь для доктора Кранмера. Он откажется. Слишком много помпы. Он предпочитает свои книги.