Наступает тишина. Сладостная, как музыка. Кромвель, улыбаясь, смотрит на Анну, монсеньора, Норфолка. Жизнь – золотая цепь, и Господь порой вешает на нее изящную безделушку. Чтобы продлить мгновение, он идет через комнату и поднимает брошенный ковер. Узкий ткацкий станок. Темно-синий фон. Асимметричный узел. Исфахан? Маленькие существа чинно вышагивают через сплетение цветов.

– Смотрите, – говорит он. – Знаете, кто это? Павлины.

Мэри Шелтон подходит и заглядывает ему через плечо.

– А такие, вроде змей с ножками?

– Скорпионы.

– Матерь Божия! Они ведь кусаются?

– Жалят. – Кромвель говорит: – Леди Анна, коли папа не в силах помешать вам сделаться королевой, а я думаю, он не силах, то уж Гарри Перси не должен становиться для вас препятствием.

– Так уберите его, – говорит Норфолк.

– Я понимаю, почему вам, как родственникам, неудобно…

– Убрать его самим, – заканчивает Норфолк. – Проломить ему голову.

– Фигурально выражаясь, – уточняет он. – Милорд.

Анна садится. На женщин не смотрит. Маленькие руки сжаты в кулаки. Монсеньор шуршит бумагами. Джордж в задумчивости снял шапочку и теперь играет драгоценной булавкой – пробует на палец острие.

Кромвель скатал ковер и протягивает Мэри Шелтон.

– Спасибо, – шепчет та, краснея, будто он предложил что-то фривольное.

Джордж вскрикивает: игра с булавкой закончилась уколотым пальцем. Дядя Норфолк зло бросает:

– Болван великовозрастный!

Фрэнсис Брайан идет за ним к дверям.

– Благодарю, сэр Фрэнсис, меня провожать не надо.

– Я хотел бы пойти с вами и узнать, что вы будете делать.

Он резко останавливается, упирает ладонь Брайану в грудь, разворачивает того вбок и слышит удар головой о стену.