– Если бы я решил, что так надо – ради неё, Эллен, – смог бы, пожалуй.
– Ну, для этого нужно иметь жуткое самообладание и жутко двуличную натуру. А письма такие безмятежные.
– И всё-таки он как будто её ободряет – время от времени…
– Это уже натяжка: раз мы предположили…
– А Кристабель? Известно, что она делала в июне пятьдесят девятого?
– В Архиве никаких сведений. До шестидесятого года – до гибели Бланш – ничего. Вы думаете…
– Как именно погибла Бланш?
– Утопилась. Бросилась в реку с моста в Патни. В мокром платье, да притом ещё набила карманы большими круглыми камнями. Чтобы уж наверняка. Где-то есть запись, что она восхищалась доблестью Мэри Уолстонкрафт*: та тоже пыталась покончить с собой таким же образом, на том же месте. Бланш, как видно, учла, что Уолстонкрафт не пошла ко дну, потому что её удержала на плаву одежда.
– Мод… а известно, почему Бланш утопилась?
– В точности не известно. В предсмертной записке она писала, что не может расплатиться с долгами, что на этом свете она «существо лишнее и никому не нужное». В банке у неё действительно не было ни гроша. По заключению следователя – временное помрачение рассудка от женской неуравновешенности. Следователь написал: «Как известно, женщины подвержены сильным беспричинным перепадам настроения».
– Верно. Феминистки тоже на это ссылаются, когда дело касается автокатастроф, экзаменов…
– Не отвлекайтесь, я поняла. Так вот, литературоведы всегда считали, что Кристабель была
– В каком месяце погибла Бланш?
– В июне шестидесятого. До этого за целый год о Кристабель никаких сведений – то есть кроме линкольнширской переписки. И ещё, как нам кажется, кое-каких фрагментов «Мелюзины» да нескольких сказок, которые она послала в «Хоум ноутс»,[113] и среди них… постойте-ка, среди них одна про хобгоблина, умеющего лечить коклюш. Но это ведь ничего не доказывает.
– Может, Падуб рассказал.
– А может быть, где-нибудь вычитала. Вычитала, как вы думаете?
– Думаю, нет. Вы считаете, она ездила в Йоркшир?
– Да. Но как это доказать? Или опровергнуть?