– Что бы вы ни сделали, зачиная ребенка, оно того стоило, – решительно произнесла я. – Вы должны были зачать дитя, а если это будет сын, так тем лучше. Не думайте о себе плохо, Маргарет, а я так вообще ни о чем таком и помышлять не стану.
Она подняла глаза.
– По-вашему, действительно любые мои действия не будут считаться греховными, если благодаря им у Англии появится наследник престола?
– Если вы и совершили грех, то это был грех во имя любви, – ответила я. – И он никому никакого вреда не причинил. А в таком случае каждый грех простителен.
– И мне не нужно в нем исповедаться?
И я вспомнила епископа Айскау, который внушил молодому королю, что ему ни в коем случае нельзя делить ложе с молодой женой в течение первой недели, ведь тогда молодые супруги познают грех плотской страсти.
– Вам ни в чем не нужно исповедаться, если это было сделано ради зачатия долгожданного ребенка. Сделать это было необходимо; и вы сделали это во имя любви. Мужчины таких вещей не понимают. А уж священники тем более.
Она слегка вздохнула.
– Хорошо. Но вы все-таки не думайте больше об этом.
Я взмахнула рукой, словно опуская на лицо вуаль.
– Да не стану я думать! Клянусь, у меня в голове уже не осталось ни одной мысли!
Маргарита засмеялась.
– Я понимаю, что говорю глупости: как это вы можете вообще перестать думать? Но я знаю: порой вы действительно способны предвидеть будущее. Обещайте мне, что не будете пытаться узнать судьбу этого ребенка, хорошо? Пусть он будет как дикий цветок, который просто растет, и мы любуемся им, не ведая, ни кто его посадил, ни откуда он тут появился.
– Сын Маргариты-маргаритки, – обронила я. – Пусть он окажется тем самым цветком, который мы всегда с радостью встречаем каждую весну, ведь он-то и означает ее настоящий приход.
– Да! – подхватила она. – Просто дикий цветок, невесть откуда взявшийся!
Я сдержала слово, данное королеве, и не стала разгадывать загадку этого столь надолго отложенного зачатия; она тоже сдержала данное мне слово и поговорила с герцогом Сомерсетом, который и позволил моему мужу вернуться домой как раз ко времени моих родов. У нас родился мальчик, и мы назвали его Лионель. Моя дочь Элизабет, теперь замужняя дама, приехала помочь мне во время моего «тюремного заключения»; действовала она весьма серьезно и умело и очень мне помогла; я обратила внимание, что она то и дело наклоняется над колыбелькой и воркует, не в силах оторваться от новорожденного.