– Он не может арестовать архиепископа за разговор с монахиней! – говорит принцесса Мария. – Просто не может.

– Говорят, уже арестовал, – отвечаю я.

Болье, Эссекс, зима 1533 года

Я не жду приглашения ко двору на Рождество, хотя слышала, что праздник готовится большой, отмечают новую беременность. Говорят, женщина, называющая себя королевой, ходит, высоко подняв голову, и все время прижимает руку к животу, а на ее корсаже расставляют кружева. Говорят, она уверена, что в этот раз будет мальчик, я представляю, как она каждую ночь стоит на коленях, молясь о сыне.

Сомневаюсь, что в подобных обстоятельствах при дворе понадобится моя помощь. Я присутствовала при стольких королевских родах, что меня словно темный плащ окутывает разочарование. Сомневаюсь также, что при дворе хотят видеть принцессу, поэтому приказываю приготовиться к празднику в Болье. Но я не жду, что принцесса будет весела, ей не разрешают даже послать матери подарок и добрые пожелания к Рождеству. Подозреваю, что женщина, зовущая себя королевой, не велела посещать королеву или посылать ей подарки; но принцесса есть принцесса, и ее положение требует, чтобы мы отпраздновали Рождество.

Деревенским жителям запрещено выказывать почтение, но очень трогательно наблюдать, как они выражают любовь и поддержку. К нашей двери бесконечно несут яблоки, сыры и даже копченые окорока – с добрыми пожеланиями от фермерских жен. Вся моя семья, даже самые дальние родственники, присылает принцессе к Рождеству небольшие подарки. Церкви на мили вокруг молятся за нее и ее мать, и все слуги в доме, и каждый гость называют ее «Ее Светлость принцесса» и прислуживают ей, опустившись на колено.

Я не приказывала им чтить принцессу и не повиноваться королю, но в нашем доме в Болье все так, будто он ничего и не говорил. Многие слуги принцессы с нею с самого ее детства, она всегда была для нас «Ее Светлостью», даже если бы хотели ее переименовать, то не смогли бы запомнить новое имя. Леди Анна Хасси смело называет ее истинным титулом, а когда кто-нибудь делает ей замечание, отвечает, что ей сорок три и она слишком стара, чтобы менять привычки.

Ясным зимним утром мы с принцессой садимся на лошадей, чтобы отправиться на охоту. Мы в главном дворе дома, немногочисленные придворные принцессы сидят в седлах, готовые выехать, передают друг другу стремянную чашу с горячим вином, чтобы согреться, повсюду снуют гончие, обнюхивая все вокруг и временами принимаясь возбужденно лаять. Конюший принцессы помогает ей сесть в седло, пока я стою у головы лошади и похлопываю ее по шее. Не задумываясь, я сую палец под подпругу, чтобы проверить, достаточно ли туго она затянута. Конюший улыбается и слегка кланяется мне.