Монтегю понижает голос, хотя двери заперты и мы у себя дома.
– Джеффри говорил с Джоном Стоуксли, епископом Лондонским, только вчера. Кромвель спросил его, может ли король на законных основаниях оставить Болейн.
– Оставить ее на законных основаниях? – повторяю я. – Что это вообще значит? И что ответил епископ?
Монтегю издает смешок.
– Он не дурак. Он хотел бы падения Болейнов, но сказал, что сообщит свое мнение только королю лично и только если будет уверен, что именно тот хочет услышать.
– А кто-нибудь из нас знает, что он хочет услышать?
Монтегю качает головой:
– Свидетельства противоречивы. С одной стороны, он созвал парламент и заседание совета. И Кромвель явно строит козни против Болейнов. Но король заставил испанского посла поклониться ей, как королеве, впервые за все это время, так что нет, мы не знаем.
– Тогда подождем до тех пор, пока узнаем.
Я задумчиво стягиваю перчатки для верховой езды и вешаю их на подлокотник кресла. Протягиваю руки к огню.
– Так чего от нас хочет Кромвель? За ним ведь сейчас должок, мой приорат, и я не испытываю к нему теплых чувств.
– Он хочет, чтобы мы пообещали, что Реджинальд не станет писать против него и побуждать Папу к действиям против короля.
Я хмурюсь.
– С чего это его так заботит доброе мнение Реджинальда?
– Реджинальд говорит от имени Папы.
– А Кромвель живет в ужасе, и король живет в ужасе, что Папа отлучит их обоих, и никто не станет повиноваться их приказам.
– Кромвелю нужно, чтобы мы его поддержали, для его же безопасности, – продолжает Монтегю. – Король говорит за завтраком одно, а за обедом сам себе противоречит. Кромвель не хочет, чтобы с ним сталось то же, что с Уолси. Если он добьется падения Анны, как Уолси добился падения Катерины, то хочет быть уверен, что все скажут королю, что это богоугодное дело.
– Если он добьется падения Анны и спасет нашу принцессу, мы его поддержим, – неохотно говорю я. – Но он должен посоветовать королю вернуться под руку Рима. Он должен восстановить церковь. Мы не можем жить в Англии без монастырей.
– Когда не будет Анны, король заключит союз с Испанией и вернет церковь под начало Рима, – предсказывает Монтегю.
– И Кромвель ему это посоветует? – недоверчиво спрашиваю я. – Он вдруг сделался преданным папистом?