Светлый фон

– Непривычно, правда?! Особенно тебе! А это, Леха, самое дно… Неприятный осадок всей нашей разрушительной среды. Смотри и наслаждайся, молись Господу, ведь тебе, идиоту, повезло быть выше всего этого. Но каждый, кто завяз в нашей паутине, рано или поздно обязательно окажется здесь, – с улыбкой произнес Трофим. – И самое замечательное в том, что поток людей не иссякает.

– Винт, крокодил, спайс, травка, гашиш, пластилин, инголянты – все это здесь, – продолжал Тимоха.

«Спасибо, конечно, Вите. Нехорошо я с ним – из такого дерьма меня вытащил. Не каждому по силам отказаться от этого. Как же у меня получилось?» – мысленно задавался вопросом Леша, глядя на наркоманов в зловонной и облезлой комнате с заколоченным окном.

От этой беды никто не застрахован: любой человек, особенно молодой и глупый, ничего не сознающий, попав в такой вот круг общения, подсев на иглу или на что-либо другое (вариантов много), начинает постепенно скатываться. Золотая молодежь начинает с дорогих наркотиков. Постепенно человек вынужден искать более сильные наркотики. Он начинает деградировать и со временем может попасть в такие вот притоны, которые могут стать братской могилой. Любой индивид из любого слоя общества может попасть под влияние этой разрушительной среды, в лапы таких злодеев, как Трофим и Тимоха.

Вершинин продолжал с ужасом рассматривать комнату: обстановочка была мрачноватая и пугающая, особенно для здорового и полноценно живущего человека. А ведь тут не только употребляли, но и производили, хранили. Погреб, на который ранее совершенно случайно бросил взгляд Лешка, был просто напичкан ингредиентами для производства зелья. Всюду валялись косяки, коробочки из-под таблеток, разодранные пакетики с остатками смертельного белого порошка, под ногами хрустели стеклышки и одноразовые пластиковые шприцы.

А этот нестерпимый запах, от которого закладывало нос и слезились глаза, заполонил все вокруг. Резкий, неприятный, химический. Говорят, от таких запахов дебилом становишься. Встречное влажное дыхание этого прогнившего дома тоже стойко обосновалось – хуже, чем запах хлорки в больнице.

Стены без обоев, разрисованные и измазанные, обожжены в некоторых местах. Простейшая отделка напрочь отсутствовала: все медленно гнило, рушилось, ломалось, приходило в негодность. Чтобы вернуть этому месту прежний вид (притон одновременно становился и кладбищем, и приютом, и свалкой, и полигоном, который в любой момент мог взлететь на воздух), нужно было потратить целое состояние, а чтобы это место потеряло свой нынешний дух и прекратило привлекать к себе особо опасных членов общества, его проще было снести или сжечь, что давно хотели и местные жители, и волонтеры, и правозащитники, и борцы за здоровье нации. А тем временем место «процветало».