Глава двадцать седьмая
Лореда проснулась и не поняла, где находится.
Она медленно села, чувствуя под собой мягкий, как облако, матрас. Спутанные волосы, падавшие на лицо, пахли лавандой.
Наводнение. Лагерь у канавы.
Она в один миг вспомнила, как несся поток грязной воды, как сложилась палатка, как кричали люди.
Лореда выбралась из-под одеяла. Энт свернулся калачиком рядом с ней, в одних только мешковатых трусах и майке.
Еще не просохшая толком одежда висела на дверце платяного шкафа.
Лореда встала, взяла свои вещи и прошла в ванную. Она воспользовалась туалетом и не смогла удержаться – еще раз приняла душ, но голову уже мыть не стала. Потом надела платье и свитер. Пальто пропало. Как и все деньги, и еда.
– Не делай так! – Энт отбросил одеяло, когда она появилась в комнате босиком.
– Ты о чем?
– Ты меня здесь одного не бросай. Я уже не маленький. Тут такое происходит, а я ничего не знаю.
Лореда невольно улыбнулась.
– Одевайся, Энтси.
Он надел все еще влажную одежду – больше у них ничего не было, – и босиком они вышли из комнаты, спустились по узкой лестнице. Снизу доносились голоса.
В маленьком холле было полно народу, пахло потом, табаком и грязной одеждой. Лореда и Энт протиснулись вперед.
На улице сияло яркое солнце. У отеля разбили шатры Красный Крест и Армия спасения, а также государственные организации по оказанию помощи. И несколько церковных групп. В каждом шатре поставили стол и стулья, предлагали пончики, и сэндвичи, и горячий кофе, тут же были коробки с одеждой и другими вещами.
– Похоже на ярманку, – сказал Энт, дрожа в мокрой одежде. – Только каруселей не видно.
– На ярмарку, – поправила Лореда, обхватив себя руками, чтобы согреться.
В глаза бросались семьи мигрантов, потерявшие жилье, потерявшие последнее. Люди жались друг к дружке, кутались в одеяла, вид у них был оглушенный.