В палате стоял шум, говор, стоны, ругань, и кто-то пронзительно кричал, когда туда вошел отец Паисий и за ним отец Иосиф:

– Сволочи!.. Сволочи!.. Что – подавились!.. Что ищите – ножи и перья? Эх, не успел заготовить?… У-у-у-у – как больно!.. Как больно!… Сволочи!.. Задушил бы… Нога-а-а-а!.. Моя нога-а-а!..

Это орал тот самый покалеченный, что спорил еще с Алешей, Демьян, у которого, по словам Мити, «сгинула семья». Несмотря на явные признаки покалеченности, его только что проверили на «симуляцию», и кто-то из подручных монашков дернул замотанную сломанную ногу. И теперь он кричал от боли. А перед этим еще и стащили с кровати и обыскали. Но сейчас предметом проверки стал тот самый цыган со сломанными руками и ногами и перебитым позвоночником. Толпа проверяльщиков обступила его кровать со всех сторон. Командовал отец Софроникс, Ракитин стоял сбоку и подсказывал, что надо делать.

– Так, давайте его за руки и ноги, а ты, Порфирий, сбоку, а вы, пацанва, матрасик под ним пошерстите…

Двое монахов стали подлаживаться под замотанные руки и ноги бессознательного цыгана, так же гундосившего под нос что-то неразборчивое, а Тюхай с Кочневым, сев с двух сторон кровати на колени, приготовились вытащить из-под цыгана матрас.

– Прекратите, что вы делаете? Немедленно прекратите!..

Это затребовал отец Паисий, только что появившийся в помещении.

– Э, отец игумен, – досадливо искривившись, выдал отец Софроникс, – тут дело государственной важности. Террористов ищем.

– Прекратите, я сказал, – дрогнувшим голосом и весь побелев лицом, продолжил настаивать отец Паисий. – Здесь не террористы, здесь одни покалеченные, разве вы не видите?

Лицо отца Софроникса еще более искривилось в уже полупрезрительной и даже злобной ухмылке.

– Мы как раз и хотим убедиться в этом, отче честный… Небольшой осмотр, так сказать, в порядке полной благонадежности.

Тут в палате появилось еще одно лицо – доктор Герценштубе, привлеченный шумом, ибо его собственная комнатушка находилась рядом. Он явно был только что с постели и не успел привести себя в порядок, потому что на голове его белел оставшийся по недосмотру ночной колпак.

– Что здейсь происходит? Почему так много таких людей в больничном сохранении? (Он, видимо, хотел сказать – «помещении») – какое-то время он переводил удивленный взгляд с одного лица на другое, все еще не до конца понимая, что здесь происходит.

– Больных в презервном состояний нельзя трогайт, – то ли со сна, то ли от волнения он коверкал русские слова на немецкий манер сильнее, чем обычно.

– Я требую остановить осмотр. Я немедленно обращусь к Владыке… – вновь приступил отец Паисий.