Между тем из вихря пламени, бушующего внизу, что-то словно бы отделилось и поднялось вверх, каких-то три желтых комочка или, скорее три небольших палочки. Алеша какое-то время не мог понять, что это такое. Но эти три небольших предмета поднялись над пламенем и стали подрагивать над ним в некотором синхронстве. Когда особо высокие гребни пламени поднимались вверх, и эти предметы поднимались вверх, когда пламя опадало, опускались и они тоже. Алеша мельком и вопросительно взглянул на Смердякова.

– Пальчики-с… Это пальчики с правой руки Федора Павловича, – пояснил бесстрастно наблюдающий картину Смердяков. – Пальчики, которыми он писал и подписывал свое завещание. Он же половину-с монастырю отписал. Вот теперь пальчики эти и получают некоторое утешение.

После этих слов Смердяков повернулся в сторону и пошел по краю обрыва, – кошка тут же за ним поспешила. Алеша, чтобы не отстать, двинулся следом. И как только он сделал первый шаг, тут же исчез обрыв и пылающая яма с Федором Павловичем. Алеша не успел этому удивиться, так как Смердяков заговорил о том, о чем бы он сам ни за что не начал:

– Да, не любили вы, Алексей Федорович, нашего батюшку тоже-с. Ох, как не любили!.. Он вам вашу репутацию портил-с. Стыдно считаться сыном такого низкого человечишка. Особенно посреде благородных-с революционеров и социвальных реформаторов. Стыдно-с. Только не признавались себе сами. А теперь поняли-с… Да, в аду все мы сохраняем все наши чувствования такими-с, какими имели наверху, только, как бы точнее засвидетельствовать, в очищенном виде-с. Тело, оно мешает четкости, чувства перепутаны-с, сразу не разберешься… А здесь – все ясно, четко, все лежит, точнее, бурлит-с, на своей полочке…

Алеша вдруг вспомнил о Красоткине и тут же испугался. Кроме сказанного Смердяковым (и оказавшегося правым), он уже успел уяснить, что и его мысли в аду тоже не являются его собственным достоянием, скрытым от посторонних.

– Совершенно верно-с, – как ни в чем ни бывало, отреагировал Смердяков. – Вам же сказано было: «все тайное станет явным-с». А уж наши мысли – это и пренепременно должны стать открытыми-с, ибо с них все и начинается. А что касается персоналии Красоткина, то вам, сударь, нужно и по отношению к нему кое в чем убедиться. Тайное-с не станет ли явным?

И с этими словами как по команде буквально в трех шагах от них в той же самой сизоватой мгле возникло что-то темное. Пройдя еще пару шагов, Алеша увидел, что это есть огромная клетка, сделанная из черных, по видимому, металлических или чугунных прутьев. На дне ее, раскинув руки по сторонам, лежал обнаженный Красоткин. Лежал живой! Первым мгновенным чувством, затопившим Алешу, было чувство облегчения. «Так ты жив!» – чуть не вскричал он, едва не поддавшись первому порыву. Но следом его затопила ужасающего своею остротой волна досады. Да, досады на то, что он живой… Это было невероятно – но это было так. Он в один и тот же миг испытывал два исключающих друг друга противоположных чувства – радость от того, что видит «живого» Красоткина, и острейшую досаду на то, что он живой. Досаду настолько острую, что она походила на какое-то исступление. Алеша даже зашатался рядом с клеткой от переполняющих его противоположных чувств.