– Да они уже были в Его глазах и устах – я сейчас тебе перечислю, что вспомню… Так – родом прелюбодейным и грешным, порождением ехидниным, дьявольским отродьем… А Петр и самим сатаной успел поименоваться… Так что, Алексей, скоты – это точное наименование большинства людей.

– Нет, скотами, если они и стали, то не по своей воле – их в скотов превратили.

– Понимаю, на что намекаешь.

И вслед за мгновенно повисшей тишиной, какое-то напряжение, даже словно раздражение, причем, взаимное, появилось между Иваном и Алешей, словно оба брата прошли уже точку максимального сближения и теперь неизбежно будут все дальше удаляться друг от друга.

– Как же завершается твоя поэма? – уже не глядя на Ивана, спросил Алеша.

– Догадайся сам.

– Молчанием?

– Да, молчанием… Какие тут могут быть слова между Христом и Богом? Им все известно друг о друге заранее.

– Тогда зачем вся эта легенда? Весь этот воображаемый спор и упреки Христа к Богу?..

– Ты разве забыл? Весь этот спор не Им нужен, он нужен нам. И ты не обратил внимание на еще один намек. Молчание – это же знак. Знак согласия…

VI

точки над «i»

После этих слов Алешу снова сорвало с койки. Он прошелся до двери, почти пропав в темноте, и снова вынырнул на свет лапы совсем в упор перед Иваном:

– Нет! Нет!.. Не верю!.. Не верю, что ты просто так все это рассказал. Не за этим ты меня два месяца держал здесь. Говори, Иван!..

– Ты хочешь начистоту?.. Хорошо – сядь только.

Алеша повиновался, усевшись на край кровати и нервно запахнувшись полами своего потертого арестантского халата. Иван заговорил с какой-то жесткостью, даже суровостью:

– Итак, нет никакого Бога, нет никакого Христа. Если и были когда-то, то давно умерли или их убили. Их нет, но есть оставленный Ими мир. Мы, охранителя, защищаем мир, оставленный Богом, вы, революционеры, его пытаетесь разрушить. В этом разница между нами. Мы пытаемся спасти и сохранить мир, в котором однако остались высшие идеи, оставленные в мире Богом и Христом – идеи любви, добра, человеческого братства и взаимной солидарности. Осталась, наконец, красота, может быть, самый щемящий дар, оставленный в мире умершим Богом. Дар, который так много говорит о Боге… Осталась беззащитность юных, их трогательная нежная хрупкость, взывающая к защите и так надеющаяся на любовь, на ту неопошленную любовь, о которой говорил Христос и воплощение которой Он Сам и был… Вот эту трогательную юность, вот эти клейкие листочки людские и жалко…