«Алеша» явно стал входить в какое-то приподнятое состояние. Он едва даже совсем не поднялся со своей кровати, а лицо его то и дело растягивала какая-то полуэкстатическая улыбка.

– Друг мой, что я тебе скажу… Великую вещь скажу!.. И мы сойдемся с тобой и помиримся и уже кажется навсегда. Мы с тобой ведь братья… Братья по духу, ей-Богу тебе говорю, les gens d'un cercle.⁴¹ Мы не люди с тобой крайностей, мы люди золотой середины… О, эта just milieu!..⁴² Я, видишь, и себя уже человеком считаю, настолько я сжился с людьми нашего с тобой понимания. Никому еще этого не говорил, но тебе открою, так сказать, душу… Понимаешь, мне неуютно там, в своем мире, среди всех этих сущностей… Они все из крайностей. Как у вас – эти революционеры огненные и фанатики верующие… Или вторая крайность – уже нашенская, с этим инфернальным холодом и ненавистью инфернальной к вам, людям… Во всем этом большой неуют и беспокойство. Все войны, войны, войны… «И воевал архангел Михаил и сверг демонов с неба…» Ну и так далее. И все вокруг вас, людей. Все ненависть, ненависть, ненависть… Друг к другу и к людям… А к людям-то за что?.. Ведь большинство их ни в каких войнах принимать участие не хотят, они живут в свое удовольствие – и все, и ничего их больше не волнует… Вот!.. Вот – мое кредо!.. Вот – и я так хочу… Вот о чем я мечтаю… Помнишь, говорил тебе в прошлый раз, что мечтаю воплотиться в семипудовую купчиху?.. Это все от этого. Понимаешь, я сам по духу такой же!.. Я – такой же как ты… Мне тоже главное – это спокойная жизнь, жизнь в удовольствиях, достатке и спокойствии. Все то, что больше всего ценят люди середины, нашей с тобой золотой середины. Ибо для нас и есть такая жизнь – главная ценность, и мы никогда не будем посягать на эту ценность, как эти несчастные люди крайностей…

– Врешь, я – не то, что ты… Я посягал на себя… – прохрипел Иван Федорович, не поднимая головы.

– Ну вот, ты опять о старом… Tu as fait la même chanson.⁴³ Это ты имеешь в виду, когда думал застрелиться после расстрела Алеши? Так не застрелился же…

– Я не успел… – уже как-то без особой уверенности повторил Иван.

– Tu me disais déjà cela…⁴⁴ Ну ладно, открою тебе тайну, хоть у нас на это и строгие правила. Ты бы точно не застрелился. Я все к этому вел. Я же был твоим ангелом-хранителем, так сказать… Ну мало ли чем можно увлечься! И люди золотой середины могут увлекаться – даже смертострастием. Тем более с твоей впечатлительной артистической натурой. И мне просто было бы грехом не помочь тебе. А так застрелился бы ты – и что?.. Попал бы уже в руки к некоторым моим, гм…, так сказать, старшим товарищам. А они, знаешь ли, пострашнее твоих Христофорычей и Курсуловых… Не только с тобой, человеком, но и с нашим братом не церемонятся… Ты мне не дал дорассказать историйку про кающегося черта. Вот – сейчас к месту как раз будет. И все – в подтверждение, что современные люди стали хитрее бесов, то есть нас самих… Один мой коллега сумел добиться главной цели – получить душу человеческую. И не простую, а настоящего монаха. Они такой контракт заключили: монах говорит, мол, хорошо, я продам тебе душу, а взамен ты выполнишь всего одно мое желание… Ну смешно же!.. хотя ничего смешного!.. Как мой коллега попался в эту ловушку – досада одна на его неразумие. Полная дискредитация бесовского авторитета, всей нашей корпорации вышла… И что бы ты думал? Все как положено: контракт скрепили кровью, монах поклялся, да только не сказал заранее про свое желание. А когда мой неразумный коллега уже торжествовал, сказал ему: вот оно мое желание. Ты сейчас пойдешь со мною в храм к Распятию, и там будешь каяться перед Христом, повторяя: «Господи Иисусе Христи, помилуй мя грешного…» Причем, каяться будешь по-настоящему, а это значит, до смерти. Ибо мера грехов твоя велика – только смерть твоя может их искупить. Только когда ты умрешь, то я пойму, что ты покаялся по-настоящему… А бес этот, коллега мой, был в теле тоже монашеском. И по глупости решил – а была, не была, мол, пойду – не умру, разве бес может умереть?.. А настоящий монашек этот, хитрюга, говорит, а я все время буду держать наш договор с тобой – если не покаешься, то я порву его… Эх-эх-эх, по глупости пошел этот неразумный бес в храм. Ему, по дурости, наверно думалось, что легко сымитирует смерть… Или еще что – что может выдумать глупость его. Да… Хотя ему уже на полдороги стало худо… А к Распятию так уже вообще полз… Так монах заставил его поцеловать подножие и стал повторять молитву эту… Она у них Иисусовой называется… И что бы ты думал!.. Как бесу этому неразумному стало плохо!.. Он бедный уже как бился, пеной изошел – а монашек то не отпускает, повторять заставляет… Так замучил бедного черта, что тот и вправду заплакал – отпусти, мол, меня не могу больше… Нет, говорит, монах – контракт надо исполнять. Молись дальше – ты пока от боли мучишься и плачешь, надо чтобы ты о грехах своих плакал и к Богу обратился…