Он приблизился к изголовью матери.

— Ни, твой сын пришел! — вновь склонилась над ней Ивари.

Вубани медленно открыла глаза, увидела перед собой родное лицо сына и еле слышно прошептала:

— Тамбера.

— Да, это я, ма.

Долго она смотрела на него не отрываясь. Потом в уголках ее губ задрожала слабая, но счастливая улыбка. Да, Вубани сейчас была счастлива. Ее материнская мольба услышана: пронесшаяся гроза не задела ее сына, он жив, здоров… Она смежила веки.

Прошло несколько минут, и опять послышалось ее бессвязное бормотанье, прерывавшееся мучительными приступами кашля. Снова пошла горлом кровь…

Тамбера, понурив голову, безмолвно сидел у постели матери. Когда она затихла, вконец обессилев, он осторожно встал.

— Я должен идти, — сказал он Ивари. — Меня отпустили только на четверть часа.

— Как ты можешь сейчас оставить ее! Ведь это твоя родная мать. Смотри, чужие люди и те остаются, а ведь ты сын!

— Если я вовремя не вернусь, меня строго накажут.

— Но завтра, смотри, приходи обязательно.

— Я думаю, что мне разрешат.

С этими словами Тамбера покинул свой бывший дом.

Как только он вышел, Ивари, едва сдерживавшая негодование, взорвалась:

— Вот что получается, когда голландцы прибирают к рукам наших детей. Навестить умирающую мать и то без разрешения нельзя!

— Совсем парень с дороги сбился, — прошептал Амбало, боясь, как бы его не услышала Вубани.

— Кто бы подумал, что Тамбера принесет столько горя отцу с матерью, — покачала головой его жена.

— И ничего удивительного нет, — сказала жена Гапипо. — Как влюбился в эту голландскую девчонку, так никакого с ним сладу не стало. Отец с матерью стали чужие. Но я другое в толк не возьму: неужели он не замечает, что весь Лонтор ненавидит голландцев. Как будто не на его глазах столько людей погибло!

— Он сам, видно, хотел бы быть голландцем, — вздохнув, сказала Ивари.