Старики, провожая всадников тревожными взглядами, беззвучно шептали:

— О боже, сохрани свое племя от смуты и беды!

Джигиты помоложе молодцевато горячили коней, гоняя их то взад, то вперед, и неистово шумели:

— Ну, поехали же! Сколько можно ждать!

В поход собрались и все мужчины из аила Кыдырбая. А сам он, опасливо озираясь по сторонам, прошептал:

— Идем с вами против белого царя. Чем все это обернется для нас? Кто поднимался против царя, всегда кончал кабалой.

Батийна поймала серую кобылку и с ходу оседлала. Мятущаяся ее душа не терпела бездействия.

Турумтай с отеками под глазами, увидев Батийну, заохала:

— О боже, куда это ты собираешься?

— Куда молодцы с пиками, туда и я!

Турумтай, хлопнув в ладоши, даже присела от удивления:

— Дьявол не слышал бы твоих слов, тьфу, тьфу на тебя! Разве женщине место на поле сражения? При одном твоем виде все мужчины, да что там мужчины, даже дети и те надорвут животы от хохота. Брось эту затею. Осрамимся перед людьми, как пить дать… Тебя же мигом свалят с седла, а кобылицу на убой погонят. Не дури.

И, дрожа от возмущения, она шагнула к Батийне, сорвала уздечку с серой кобылы и, смахнув через ее круп седло, отпустила на выпас.

— Вся жизнь шиворот-навыворот пошла. Даже женщины какие-то сумасшедшие стали, тоже лезут в драку. Брось, говорю, тянуться за джигитами, лучше садись сшей новый кементай мужу. Может, пригодится.

Батийна сердито отрезала:

— Нет, я не отстану от наших всадников. Я тоже хочу бороться за правое дело.

Турумтай бросила на бунтарку уничтожающий взгляд.

— Где ты видела, чтобы женщина в возрасте ехала на священную борьбу с пикой наперевес? Боже тебя упаси нарушить обычай. Иди-ка ты лучше к своему казану. Когда женщины начинают будоражиться, то в аил приходит смута. Вот видишь, к чему все это привело?

По аилам пронеслась молва: «Все сыны киргизской матери, поднявшиеся против белого царя и его святого престола, скоро будут уничтожены до последнего повстанца. Против киргизов двинулась целая армия под названием Каран-Тюн[94].