Её глаза так озорно блеснули, а румянец на щеках был столь нежен, что Азылык не удержался и кивнул. Он не смог ей солгать. Оракул взглянул на её живот, в котором зарождалось новое тело, увидел спящий плод и опустил голову.
— Вам не стоит так рано выходить на берег, — помедлив, сказал он. — Влага плохо повлияет на кожу... — с уст оракула чуть не сорвалось слово «дочери», но он удержался и добавил: — Будущего младенца. Я немного в этом понимаю.
— Но мне посоветовал наш оракул Сулла, чтобы первые лучи нашего бога Атона освещали зарождение моего будущего сына, — объяснила царица.
— Не стоит ему слепо доверяться, — осторожно заметил Азылык. — Он не повивальная бабка.
— Это правда, — улыбнулась она, приняв эти слова за шутку.
— Солнце уже поднялось, и я бы хотел посвятить вашего супруга в одну тайну, — неожиданно сказал оракул. — Только попросите его не откладывать наш разговор. Иначе он узнает обо всём слишком поздно.
Кассит шумно выдохнул, прощаясь лёгким кивком головы, развернулся и двинулся в сторону дома. Эта встреча так взволновала, обожгла его душу, что он не мог более продолжать начатый разговор. Азылык сам не ожидал от себя такой откровенности и столь решительных слов. Ещё выйдя из фиванской тюрьмы, оракул дал себе зарок: никогда не сближаться с властителями, вести жизнь молчаливого отшельника. И не только потому, что убоялся мести вождя хеттов, одним ударом приковав его на время к постели, но так и не сумев погасить его дикую злобу, — прорицатель устал от неблагодарности правителей, которая жестоко ранила чувствительное сердце кассита. Да, он был очень чувствителен, хоть и тщательно скрывал это. Чувствительный оракул — насмешка судьбы, хоть она, расщедрившись, и одарила его сполна. А тут словно ворон схватил его за язык, и, не зная тех восхвалений, которые обычно говорят дамам, он по глупости напросился на встречу. Зачем? А всему виной появление этой маленькой женщины. Доживая свою судьбу, он вдруг понял, чем она его обделила: он не знал ни материнской, ни супружеской любви. Не знал и не хотел знать. Но тут словно солнечный луч вонзился в клубок тьмы. Потому оракул и прервал столь грубо нынешнюю встречу, ибо чувства вдруг переполнили его, и он ощутил, что не в состоянии больше владеть собой. Впервые женская красота поразила провидца в самое сердце. И впервые он не ведал, чем это объяснить.
Приглашение от фараона принесли через час. Азылык тотчас явился, благо дом первого царедворца был построен в десяти метрах от огромного дворца. Слуги вели гостя широкими коридорами, где стены были расписаны фресками из жизни прежних фараонов, а пол — ликами пленных, завоёванных ещё Тутмосом Третьим. Высота колонн и угрюмое сверканье мрамора слепили глаза. Правитель не заставил себя ждать. Оракула провели в тронный зал, где вместе с сидящим на троне Эхнатоном присутствовали оба оракула и первый помощник Верховного жреца Шуад. Однако оракул, поклонившись, сказал: