Распорядитель Иеремия успел шепнуть Илие, что обед чуть не сорвался, ибо гостей пришлось долго уговаривать, дабы они сели за стол.

— Почему? — не понял Илия.

— Эти неотёсанные олухи долго не хотели верить в искренность вашего гостеприимства, видимо, полагая, что мы готовим им западню, и твердили о каком-то своём серебре, которое они якобы не крали и обнаружили случайно, но побоялись возвращаться, чтобы отдать его, а теперь принесли снова. Я ничего не понял из их объяснений, но они даже пытались впихнуть мне несколько своих почерневших блюд и кувшинов, однако я сказал, что вы, ваша милость, выслушаете их и сами разрешите все сомнения.

— Хорошо, — усмехнулся первый царедворец. Иеремия был молод, в Фивах хозяйство вёл его дядя, не захотевший переезжать в Ахет-Атон и знавший ту историю с серебром, племянник же ничего о ней не ведал. — Предупреди Сару о наших гостях, пусть она покормит детей прямо в детской.

Илия сам разъяснил, для чего нужны миска с водой и полотенце.

— А на блюдо, — он поднял своё, украшенное затейливым рисунком большого лотоса и четырьмя рубинами, — вы должны класть еду, которую я по праву хозяина буду передавать вам.

Принесли горячие лепёшки. Илия каждому передал по три, а сестре, сидевшей справа, четыре. И так с каждым блюдом: всем по два жареных голубя, Деборе — три. Все ели с такой жадностью, что слуги не успевали с переменами яств. Виночерпий разносил кувшины с вином, следя за тем, чтобы чаши каждого из гостей не пустовали, лишь Деборе приносили сладкий сок из винограда. Хозяин, раздавая еду, то и дело поглядывал на свою соседку справа, и братья сразу же отметили это обстоятельство.

— Как поживает ваш отец, уважаемые гости? — спросил Илия, обращаясь к старшему из братьев.

— Он жив и здравствует и передавал вам, господин наш, своё нижайшее почтение и благодарность за ту заботу, которую вы распространяете на всех нас. Мы недостойны такого призрения, и все молим бога, чтобы он как можно дольше продлил дни вашей жизни! — поднявшись, уважительно проговорил Иуда, обращаясь к хозяину и поднимая винную чашу.

Поднялись все, встала и Дебора, подняв стеклянный кубок с соком.

— Ты когда-нибудь пробовала вино? — негромко спросил Илия у сестры.

— Один раз мама развела капельку красного вина с водой, и было очень вкусно, — облизывая губы и улыбаясь, призналась она. — Но сок вкуснее, я никогда его не пила. Слышала, что его давят из винограда, но в наших местах близко нет диких виноградников.

Она была похожа на увядающий стебелёк: худенькая, с тонкой шеей, с бледным, точно выбеленное полотно, лицом, на котором, как два огня, горели большие чёрные глаза, ещё сильнее подчёркивая болезненную худобу Деборы. Илия смотрел на неё, и у него сжималось сердце: она и одну лепёшку была не в силах проглотить, не говоря уже о голубях,-рёбрышках барашка и других яствах, что предлагал ей хозяин стола.