— Вот оно! Чей это мешок?!
— Мой, — изумлённо пробормотала Дебора, ничего не понимая. — Но это блюдо не моё!
— Да! Это серебро принадлежит господину первому царедворцу, ты украла его, а потому поедешь с нами!
— Но я его не брала! Я никуда не поеду!
Она рванулась, но второй воин набросил на девушку аркан, затянул петлю и, подтащив её к себе, бросил поперёк седла. Братья сделали шаг, точно пытаясь вступиться за сестру, но второй воин выхватил меч и занёс его над головой, преградив путь остальным.
— Она воровка! Мы обязаны доставить её в дом первого царедворца, который и решит её судьбу! А вас мы не задерживаем. И не пытайтесь её освободить! Я проткну каждого, кто встанет у нас на пути!
— Я невиновна! — выкрикнула Дебора. — Братья, помогите, спасите меня!
Однако никто из братьев не двинулся с места. Могучий вид воинов, острые мечи, решимость всадников вступить в бой устрашили безоружных. Несколько мгновений братья и воины стояли друг против друга. Наконец, второй воин вскочил в седло, лошади развернулись, и всадники ускакали, увозя Дебору.
— Я знал, чуял надвигающуюся беду! И всё так и случилось! — сжав кулаки, выкрикнул Иуда и пал на колени. — Боже, какой позор! Наш отец этого не переживёт!
Братья молчали, потрясённые происшедшим. Иуда поднялся, открыл кувшин с вином, опорожнил целую чашу.
— Но Дебора не могла взять блюдо хозяина, она заснула за столом, и слуги её унесли спать, — помолчав, неожиданно проговорил он. — Тут что-то не то!
9
Эхнатон каждый день виделся с Киа, она уже свободно разгуливала по дворцу, командуя служанками, распорядителями, поварами, капризничая, если они не угождали её вкусу и постоянным просьбам. Касситская царевна уже именовалась «женой-любимицей большого царя и государя». Это был титул первой гаремной жены, и с её мнением быстро стали считаться все первые сановники. Она даже навестила Азылыка и с порога, увидев оракула возлежащим на ложе, не поприветствовав его, спросила:
— Почему я до сих пор не понесла? Нет, совсем не то я хотела узнать: что для этого нужно сделать?
Кассит, так любивший после обеда немного подремать и теперь потревоженный появлением нарумяненной наложницы, налился яростью.
— Обращу в мышь! — он сверкнул глазами, и её неведомой силой вынесло из покоев оракула.