Генрих окинул сына взглядом:

— Вы уже большой мальчик, слишком взрослый, чтобы вас воспитывали женщины. Пора вам надеть бриджи и начать обучение. Вас это радует?

— Да, сир.

Екатерина с удовольствием отметила, что мальчик действительно выглядел довольным. Но как он почувствует себя, когда леди Брайан и матушку Джек заменят учителя, как планировал Генрих? Какой станет его жизнь без этих женщин, заменивших ему мать и знакомых с младенчества?

— Вашим наставником будет доктор Кокс, — сообщил сыну король.

Они с Екатериной обсуждали это и сошлись на том, что доктор Кокс прекрасно подходит для этого почетного и крайне ответственного дела. Он был ученым из совета Королевского колледжа в Кембридже и убежденным реформистом, но еще важнее, с точки зрения Екатерины, что Эдуард знал этого человека, так как тот служил у принца подателем милостыни и выслушивал его детские исповеди. В отличие от других учителей, доктор Кокс считал, что учение должно приносить удовольствие, к нему нельзя принуждать палками, хотя одобрял телесные наказания как крайнюю меру.

— У вас будут товарищи по учебе, — сказал сыну Генрих. — Я отобрал четырнадцать мальчиков из благородных семейств, которые будут жить с вами и составят вам компанию. И ваша сестра Елизавета тоже будет посещать занятия. Берите с нее пример, она хорошо учится. — Он гордо улыбнулся дочери.

— Спасибо, сир. — Елизавета обрадовалась безмерно. — Я помогу вам с уроками, Эдуард.

— Вы очень добры, сестрица. — Мальчик взял ее за руку.

Между ними явно существовала глубокая привязанность.

Екатерина и Генрих остались на обед, потом на лошадях вернулись в Данстейбл. Екатерина взгрустнула, оставляя Эдуарда, которому предстояло в одиночку столкнуться с резкими переменами в жизни, но, по крайней мере, с ним была Елизавета. Она его поддержит. Екатерина решила регулярно писать принцу. Пусть знает, что она о нем не забывает.

Эпидемия все не проходила и осенью унесла Ганса Гольбейна, даровитого королевского художника. Теперь он уже никогда не напишет портрет Екатерины и она не получит заказанные ему чаши и брошь. Однако он успел прислать ей три круглых портрета ее приемных детей, и его работы в королевских дворцах попадались на глаза повсюду.

— Никто его не заменит, — печалился Генрих, когда они стояли перед картиной покойного художника. — Такого, как он, мы больше не увидим. Ваш портрет придется писать мастеру Хоренбауту. Он неплох, но не дотягивает до Гольбейна. И мне порекомендовали оказать покровительство недавно приехавшему из Антверпена художнику, мастеру Эворту. Я видел его работу, и она впечатляет. Думаю, он сможет завершить начатые Гольбейном картины.