— Но я не могу нарушать правила суда, — со вздохом проговорил король, запустив очередной шар.

Они играли в кегли; кроме них, в аллее никого больше не было. Генрих то и дело оглядывался через плечо, ожидая увидеть гонца с новостями, так как распорядился, чтобы его незамедлительно оповещали о ходе процесса.

К одиннадцати они вернулись в королевские покои обедать. Генрих был взволнован и почти ничего не ел. Через два часа, когда ему сообщили, что Благге осудили на сожжение и отправили в Ньюгейт, он рухнул в кресло и опустил голову на руки:

— О мой Кабанчик, мой бедный Кабанчик! Ублюдки! Я так и знал, что его не оправдают.

Екатерина окаменела от шока. Они посмели нанести удар так близко к королю, и это сошло им с рук! Сердце ее обливалось кровью за Джорджа Благге.

Новость распространилась быстро. Не прошло и получаса, как доложили о приходе сэра Джона Расселла, лорда-хранителя личной печати, и тот, к изумлению Екатерины, опустился на колени перед королем.

— Ваше величество, — настоятельным тоном произнес сэр Джон, — от имени многих членов Тайного совета я пришел просить вас о милости к Благге.

— Я должен проявить милость к еретику? — спросил Генрих.

— Он не больший еретик, чем я, сир, и многие другие при вашем дворе, — ответил сэр Джон. — Его слова были намеренно искажены людьми, которые думают только о своих амбициях.

Екатерина внутренне аплодировала Расселлу и пристально вглядывалась в лицо Генриха.

— Ваше величество лишь укрепит свою репутацию, если воспользуется прерогативой монарха давать помилование, — заявил сэр Джон и, покорно склонив голову, молча ждал решения короля.

Генрих кивнул. Путь ему был указан.

— Вы хорошо сделали, что пришли ко мне, — сказал он. — Я прощу его. Составьте документ и принесите мне на подпись и для проставления печати. И вот еще что, Расселл, я благодарю вас.

Лорд-хранитель личной печати встал, поклонился и торопливо вышел. Минуло всего несколько минут, и он уже вернулся с грамотой о помиловании.

— Пошлите за лорд-канцлером, — приказал король церемониймейстеру своих покоев.

Ризли явился — шумный, суетливый, как обычно, самодовольный — и встал на колени.

Генрих протянул ему бумагу с помилованием:

— Передайте это коменданту Ньюгейта и прикажите ему отпустить Джорджа Благге.

Все пережитые печали стоили того, чтобы увидеть в этот момент лицо Ризли. Он не мог скрыть возмущения и ярости.

— Ваше величество, я бы попросил вас подумать…