— Я думаю, имелись в виду «ситроен би-икс» и «ауди кватро».

— Да, пожалуй, смысл написанного именно таков. Ну что же, известие бодрящее, ты не находишь?

— Какое? То, что за нами следят?

— Именно.

— Да мы же в этом чертовом драндулете и без того бросаемся всем в глаза.

— Надеюсь, что так. Элемент неожиданности имеет первостепенное значение.

— Элемент неожиданности?

— Точно! — просиял Трефузис, уже выезжавший на автостраду и разворачивавший машину в сторону Германии. — Он-то самое неожиданное и есть.

Стаккатовый наплыв летящих навстречу автомобилей напомнил Эйдриану бесконечные детские поездки на побережье. Он не отрывал тогда взгляда от запястий держащего руль отца или подсчитывал четвероногих в полях, мимо которых проезжала машина, — овца либо корова давали единицу, лошадь — двойку, — то и дело позевывая в кружащем голову облаке тошноты. Был и такой прием: он ритмично закрывал уши руками и открывал их, чтобы услышать посвист каждой пролетавшей мимо машины.

Теперь Эйдриан снова проделал это.

— Далеко еще, пап?

— Почему люди, едущие в автомобиле, обязательно задают этот вопрос? — поинтересовался Трефузис.

— Он напоминает им времена их юности.

— Хм!

— Как бы там ни было, — сказал Эйдриан, — мы говорили о лжи.

— Говорили. Будь умницей, раскури мне сигарету.

Эйдриан извлек из портсигара Трефузиса сразу две, раскурил обе и протянул одну водителю.

Трефузис наполнил легкие дымом «Золотого листа».

— Мы можем с достаточной уверенностью утверждать, — сказал он, — что животные не врут. В этом и спасение их, и погибель. Вранье, вымыслы и лживые предположения способны создавать новые человеческие истины, из которых затем вырастают технология, искусство, язык — все, что является отличительными признаками Человека. Слово «камень», к примеру, это не камень, но оральная совокупность горловых, зубных и губных звуков или описательное расположение чернильных пятен на белой поверхности, однако человек делает вид, будто это и вправду тот предмет, на который оно указывает. Каждый раз, когда человеку хочется сообщить другому человеку нечто о камне, он может воспользоваться словом вместо самого предмета. Слово воплощает предмет в сознании того, кто это слово слышит, и оба они, говорящий и слушающий, оказываются способными представить себе камень, не видя такового. Они могут метафорически или метонимически выразить все качества камня. «Я окаменел, у него камень за пазухой, камень с души свалился, за ним как за каменной стеной, пробный камень» — все что угодно. Более того, человек может взять камень и назвать его оружием, пресс-папье, ступенькой крыльца, драгоценностью, идолом. Он может наделить камень функцией, может обладать им.