— Я нисколько не сомневаюсь, — сообщил Эйдриан, — что все сказанное тобой к чему-нибудь да ведет.

— Несколько недель назад в Англию приехал внук Белы. Он шахматист, довольно известный, в прошлом году, на олимпиаде в Буэнос-Айресе, получил звание гроссмейстера. Ты несомненно следил за его турниром с Бентом Ларсеном.

— Нет, — ответил Эйдриан. — Я прозевал его турнир с Бентом Ларсеном, как ухитрился прозевать и его турниры с Анальным Карповым, Васильковым Смысловым и Петухом Петросяном.

— Экая чушь. Имя Ларсена, разумеется, означает по-английски в том числе и «извращенный, противоестественный и гомосексуальный», однако в Дании это широко распространенное имя, вам же, юный мистер Хили, не помешала бы толика терпения.

— Извини, Дональд, но ты нагородил вокруг темы нашего разговора столько околичностей.

— Тебе действительно так кажется? — удивленно спросил Трефузис.

— Действительно.

— Ну, тогда я торопливо перехожу к сути дела. Штефан, внук Белы, две недели назад прибыл в Англию, чтобы принять участие в турнире, который состоится в Гастингсе. Я получил указание встретиться с ним в одном из кембриджских парков. В «Паркерз Пис», если быть точным. Было десять часов тихого июньского вечера. Подробность не лишняя — я упомянул о вечере, дабы дать тебе представление об освещении, понимаешь?

Эйдриан кивнул.

— Я пришел на место встречи. Увидел Штефана, который стоял под вязом, прижимая к груди кейс и встревоженно озираясь. Упоминание о том, что дерево было вязом, — сказал Трефузис, — сущностного значения лишено и добавлено мной, равно как и это объяснение, лишь для того, чтобы тебя подразнить. Однако упоминание о встревоженности молодого человека имеет отношение к делу. Не меньшее отношение имеет к нему и наличие кейса.

— Я понял.

— При моем приближении Штефан указал мне на небольшой сарайчик, или схожую с хижиной постройку, и скрылся в ней. Я вошел следом.

— А! Можешь не продолжать… небольшой сарайчик, или схожая с хижиной постройка, была на самом деле мужской уборной?

— Впервые в жизни повстречавшись со старейшим другом своего деда, с человеком, о котором он столько слышал, Штефан, естественно, обнял меня и по-дружески запечатлел на моих щеках по поцелую. Мы с ним были puszipajtas, понимаешь? Затем Штефан опустился, чтобы открыть кейс, на колени. В этот-то самый миг из кабинки и выскочили двое полицейских, которые произвели неприятный шум и арест.

— Это силлепс или зевгма?

— Это неуместная выходка и большое неудобство.

— Строго говоря, «удобства» там имелись… Но ты вряд ли можешь винить этих двоих. Вообрази сам: парочка мужчин целуется в уборной, потом один из них встает на колени… о чем мог подумать полицейский?