Но не упомянуть о «Померанцевой» я, право, не могу.
Коробка с красным померанцем – Моя каморка.Померанец – горький апельсин, благородный вкус, аромат, а «Померанцевая» просто необходима для понимания поэзии Бориса Леонидовича Пастернака.
И, на прощанье. Если вы хотите безнадежно заблудиться в лабиринте неясных мыслей и скомканных впечатлений – «Рижский бальзам» пополам с «Московской особой». И не вздумайте заменить «Московскую» чем-нибудь иным, всё испортите. И строго пятьдесят на пятьдесят, только так можно пройти лабиринт до конца и увидеть в центре – кого бы вы думали?
Рискованный это напиток – «Рижский бальзам», слишком много трав, ягод, почек и корней. Один имбирь чего стоит.
А вы говорите: наливай, да пей. Не так всё просто.
Жомини да Жомини! А об водке – ни полслова!Об этом мало кто помнит, так что я чувствую прямо-таки нравственную обязанность сохранить этот факт для грядущих поколений.
Было два сорта водки, разливавшейся малыми тиражами. Надо полагать, для избранных питако́в, обладавших развитым эстетическим чувством и стремлением к измененным состояниям сознания: 50-градусная и 56-градусная.
И та, и другая практически всегда были в наличие в «Елисеевском» (я работал наборщиком в двух шагах – в типографии «Известия»), но на витрине всегда выставлялись где-нибудь сбоку, повыше или пониже, так, чтобы не бросались в глаза.
Я примелькался в винном отделе еще в те золотые времена, когда мои аппетиты (если я был один) не простирались более чем на две пол-литровые бутылки «Самтрестовского» №23, чудесного сухого белого столового вина или терпкого, как сама жизнь, мутноватого «Кахетинского» № 8.
А хмель! Хмель именно этих вин – легкий, светлый, радостный, чистый, пахнущий речной кувшинкой…