Ложь требует отличной памяти, воображения, актерских способностей и искренней веры в то, что все, тобою произнесенное – сущая истина.

Лжи, то есть прямой неправды в версии должно быть ничтожно мало. Подлинные детали, обстоятельства, реальное место действия, если это возможно; привлечение к созданию легенды всего жизненного опыта, использование мнимых событий (был на экскурсии, т.е. действительно был в том месте, где проводилась экскурсия, но занят был совсем другим) – нет, положительно, научить этому высочайшему мастерству нет никакой возможности, обманщиком надо родиться.

Почтенному психиатру я рассказал о Второй школе (сущая правда), доверительно поведал, что пишу учебник по собственной новаторской методике: отдельно политическая история, отдельно история культуры и отдельно история экономических отношений.

Для учебника составляю подробнейшие синхронистические таблицы мировой истории (был у меня и тот, и другой замысел, не получившие никакого практического осуществления) – все это было нарисовано широкими мазками, но кистью реалиста, склонного к импрессионизму, a la Константин Коровин.

Я пожаловался на крайнюю усталость и истощение нервной системы, из-за чего стал прибегать к алкоголю, сначала изредка – и помогало, потом все чаще и чаще – и помогать перестало, а теперь гублю себя, мучаю близких – и ничего поделать не могу. Очень хочу избавиться от непосильной зависимости, но уже есть устойчивый образ жизни, который называется порочным кругом.

Мой страстный монолог длился больше 2-х часов: исповедальная проза, жуткие подробности, запоздалое раскаяние…

Доктор предложил мне выполнить какие-то тесты. Я их не помню, кроме одного, видимо, по мнению психиатров, ужасно коварного: он протянул мне лист бумаги, где была начерчена вертикальная шкала. Верхняя часть графика изображала различные степени здоровья человека – от абсолютного к «практически здоров»; потом шли различной степени тяжести заболевания. В самом низу помещались неизлечимые недуги с летальным исходом.

Мне было предложено карандашом пометить свое место в этой вертикали жизни и смерти. Я уверенно поставил крестик чуть-чуть повыше летального исхода. Свой пессимизм я объяснил тем, что моя болезнь очень тяжелая, она плодит массу трудноизлечимых патологий; неизвестно, удастся ли мне от нее избавиться: если нет – я погиб.

Моя обреченность оставила приятное впечатление – Жене завотделением сказал: «Это не наш пациент» (если бы!).

Он определил меня, как бедолагу, который заблудился в трех соснах: перенапряжение, истощение сил и опрометчивое обращение к алкоголю.